– На «властолюбцев», «сластолюбцев» (они же – «гедонисты»), «каннибалов» и «миссионеров». Последние интересуют нас больше всего. Эти маниакальные убийцы считают себя мстителями. Или же судьями, очищающими наш бренный и многогрешный Мир от всяческой «человеческой грязи и скверны»…
– Стоп-стоп. Вы, что же, относите любого мстителя к разряду маньяков? Извините, но категорически не согласен. Вот, в далёком босоногом детстве я смотрел немецкий фильм – «Апачи». Там бледнолицые переселенцы, науськанные подлым главарём, перебили большое индейское племя: и мужчин, и женщин, и стариков, и подростков, и даже маленьких детишек. А Ульзана – вождь племени, случайно оставшийся в живых, – начал мстить жестокосердным бледнолицым. Причём, на мой частный взгляд, совершенно по делу…. Он, что же, был маньяком?
– Я тоже в детстве смотрел этот замечательный фильм, – понимающе улыбнулся Белов. – Нет, отважный и благородный Ульзана, слава Всевышнему, маниакальными наклонностями не страдал. Да, он мстил, безжалостно убивая своих кровных врагов. То есть, подлого главаря и его не менее подлых прихвостней…. Но разве он обидел хоть одного белого ребёнка? Хоть одну бледнолицую женщину? Или же старика?
– Да нет, вроде.
– А потом, как я помню, Ульзана, прервав процесс мщения, ускакал в прерию?
– Так всё и было. Прервал и ускакал.
– В том-то всё и дело, уважаемый доктор…. А что вы думаете – по поводу графа Монте-Кристо? Ну, того самого, из одноимённого романа великого Александра Дюма? Кем он был?
– А что тут, спрашивается, думать? – высокомерно передёрнул узкими плечами Геббельс. – Конечно же, благородным мстителем.
– Ой, ли?
– Кем же тогда? Неужели, законченным и безжалостным маньяком?
– Очень похоже на то, – подтвердил Тёмный на голубом глазу. – Вот, вы сами посудите…. Эдмона Дантеса подло подставили, и он на долгие-долгие годы попал в тюрьму. Сидел там, размышлял, терялся в догадках. А потом, когда подвернулся счастливый случай, успешно сбежал из тюрьмы, разбогател, заделался высокородным графом и узнал имена коварных «подставщиков»…. И что же дальше? Разработал наш благородный граф Монте-Кристо целый комплексный план отмщения и, в конечном итоге, воплотил его в жизнь. Причём, до конца. Со всеми фигурантами разобрался по полной и расширенной программе, ни разу не притормозив. Замечу, что и всем ближайшим родственникам обидчиков досталось от него: и положение в обществе потеряли навсегда, и доброе имя, и капиталов лишились…. Резюмирую. «Нормальный» мститель, он всегда действует прямолинейно. Наметил, к примеру, семь-восемь жертв и давай их убивать: лично, призвав на помощь верных друзей, или же обратившись к услугам профессиональных наёмников. Одного прикончил, второго, третьего, четвёртого, а после этого, вдруг, остановился. Мол: – «Праведный гнев в моей груди уже больше не клокочет. Хватит крови. Поскачу-ка я в прерию – подбивать промежуточные жизненные итоги…». И, обратите внимание, про родственников своих обидчиков «правильный» мститель практически никогда даже не вспоминает…. Маньяк же – совсем другое дело. Он и остановиться не может. И «ближний круг» своих жертв всегда, как правило, держит в уме….
– Отставить! – мельком взглянув на циферблат наручных часов, занервничал Томас Бридж. – Болтуны выискались. Языки, что называется, без костей…. Вынужден вас покинуть, господа ассистенты, профессора и доктора. Пришло время принять…э-э-э, некоторые лечебные препараты. А вы трепитесь, трепитесь. Обсуждайте ваши важные научные проблемы. Не возражаю. Всех благ. До завтра…
«Пустынный» генерал, громко пукнув на прощание, ушёл, а Белов и Геббельс продолжили – с видимым удовольствием – жаркие дискуссии на различные психиатрические темы.
«Смотри-ка ты, как хорошо Артёмка подготовился к выполнению этого особо-важного задания», – одобрил Петров. – «Чешет, как по писанному. Молодчина…».
Минут через двадцать он решил, что пришла пора приступить к следующей фазе операции. Решил и, соответственно, приступил. То бишь, грохнулся с нар на каменный пол, закатил глаза, выгнулся крутой дугой и забился в отчаянных конвульсиях.
– Профессор, что с вами? – бросился на помощь Тёмный. – А, ведь, предупреждали, что у него сильнейшая аллергия на многие виды лекарств. Нет же, глотай, глотай. Узурпаторы…. Да помогите же, ради Бога! Пока он себе язык не откусил. Мне одному не справиться…
– Что делать? – запаниковал «пустынный» доктор. – Охранник! Ко мне! Отпирай дверь!
– Дык, не положено…
– Молчать! Отпирай!
Треск ключа, торопливо поворачиваемого в замочной скважине. Противный скрип ржавых дверных петель. Шум шагов. «Цок» отпираемой защёлки на медицинском саквояже.
– Ты держи профессору ноги, а ты – голову, – велел Геббельс. – Сейчас я ему вколю дозу стимулятора…
Прошло ещё пять-шесть секунд. На каменном полу лежали два неподвижных тела.
– Минут пятнадцать будут без сознания. Может, и все двадцать, – констатировал Белов. – Свяжем?
– А чем, собственно? – болезненно поморщился Лёха. – Подручными средствами? То бишь, предварительно порвав их собственные куртки на полосы? Не будем, пожалуй, рисковать. Да и времени нет. Кончаем…
Противный хруст, сопровождавший процесс «скручивания» шейных позвонков. Второй…
Прихватив трофейное огнестрельное оружие, пару ножей (из ножен охранника и докторского саквояжа), а также увесистую связку ключей, они вышли из тюремной камеры и прошли метров семьдесят – по подземному коридору – направо.
– Помещение, аналогичное нашему, – остановившись, хмыкнул Петров. – В том смысле, что бывшему нашему. Дверь, решётка, тусклая лампочка, узкие нары…. Эй, узник, отзовись.
– Чего надо? – поинтересовался тусклый равнодушный голос. – Спать не мешайте, ироды…
– Свободы, морда, хочешь? Я кстати, обожаю сладкий кленовый канадский сироп. Очень-очень-очень.
Активно зашевелился комок каких-то неаппетитных тряпок, и вскоре из него выбрался, неловко соскочив с нар, худенький человечек: пожилой, совершенно седой, бородатый, с измождённым бледным лицом, облачённый в совершенно-невероятные лохмотья.
Соскочил и потерянно забормотал:
– Ч-что, ч-что вы с-сказали?
– То и сказал. Мол, обожаю сладкий кленовый канадский сироп. Очень-очень-очень… Ась?
– М-мне его д-давали в-вместе с м-материнским м-молоком, – произнёс нужный ответ человечек, после чего, облегчённо вздохнув, плавно опустился на каменный пол камеры и, обхватив голову ладонями, тихонечко зарыдал.
– Э-э, старина Курье, – забеспокоился Лёха. – Что с тобой?
– Д-д-д…. Д-двенадцать л-л-л…
– Отставить – заикаться!
