Потом выступил снова фермер, очевидно, муж той клячи, что теперь висела без движения в своем обтрепанном платьишке. Ему дали слово, и он негромко и с сожалением сказал:
— Идиоты. И спрыгнул с табурета.
Стайс вдруг почувствовал в Мосике движение — тот содрогнулся. Толпа вся бесновалась, а Мосик начал оглядываться с таким видом, словно проснулся и обнаружил себя попавшим к вурдалакам.
Шестого Стайс даже не заметил: он спешил увести Мосика, с трудом протаскивая его сквозь потные вонючие тела, дрожащие от возбуждения. Женщины стонали так сладострастно, некоторые расчесывали себя ногтями до крови.
— Последний номер!!! — взревел конферансье. — Счастливый номер! Вот она, наша крошка! Смотрите на счастливицу! Ну, кто сегодня дамочку потащит в койку?! Мосик обернулся.
На сцене стояла рослая особа, которую Стайс ранее принял за мужчину, поскольку она была в штанах. С ее головы сорвали мешок, и все увидели растрепанную и чумазую девицу.
— Да вы посмотрите только, что за стать! Какой могучий круп! — палач звонко шлепнул ее по заду. — Ну-ка, кобылка, побегай рысью!
И он взбодрил ее кнутом. В толпе уже топтались в моче, натекшей с некоторых, особо возбудимых дам. Толпа зверела от испарений собственных тел. Она напоминала большое пьяное животное. Все эти лица слились в глазах измученного Стайса в одно сплошное месиво, колыхались раззявленные в хохоте грязные пасти, из которых тащило помойкой. Его хватали жадные, скрюченные в пароксизме страсти пальцы женщин. Он стиснул зубы и тащил Мосика через толпу.
— Сейчас повешу! — весело пообещал палач. — Последний раз предлагаю! Кто берет добро?!
И поволок девицу к стойке. Она вдруг выплюнула кляп и издала жалобный вопль.
Мосик передернулся и повернулся так резко, что Стайс чуть не упал.
— Не надо! — крикнул он так громко, что перекрыл рев толпы.
— А, ну! Вот и кавалер нашелся! — обрадовался ведущий шоу. — Иди сюда, кретин! Сейчас ты нам попляшешь!
Мосик, которого Стайс с таким трудом оттащил от эшафота, ринулся туда, как бык, раскидывая народ и топча ногами упавших зрителей.
— Нет, ну вы смотрите только, как торопится в объятия к красотке! Милый, это будет не сейчас! Сначала попляши перед народом. Какой закажем танец молодцу?
— Трепыхалку! — крикнули в толпе.
— Нет, бузотерку!
Мосик уже залез на помост и стоял, тяжело дыша и глядя на заигравшегося палача своими маленькими злыми глазками.
«Что-то сейчас будет!» — с внезапно настигшим его истерическим весельем подумал Стайс.
Палач так вошел в свою роль, что приблизился, пританцовывая, к Мосику и обхватил его за большую талию.
— Давай, красавчик, покажи нам трепыхалку!
— Бузотерку. — с ненавистью проговорил отрезвевший Мосик и врезал конферансье по румяным губкам. И поддал ногой, когда тот рухнул навзничь.
Стайс думал, что его тут же и поднимут на пиках, но вышло все иначе. Видимо, избиение конферансье являлось частью программы. Веселье в толпе походило на всеобщее безумие. Стража предпочла не вмешиваться в ход представления, и конферансье пришлось самому расхлебывать последствия своего остроумия.
— Вот так парень! — вскричал он, поднявшись с пола и выплевывая зубы. — А денежки есть у нашего красавца? Что-то, помню я, он опустошил свой кошелек, когда усердно делал ставки! Мосик схватился за свой пояс. Кошелек был пуст.
— Ай, негодник! Он обманул нас! — с ликованием воскликнул конферасье. — На мыло гада!
Стражники уже хотели спихнуть Мосика с помоста пиками, прямо в жадные лапы толпы, но Стайс достал из-за пазухи кошелек с деньгами.
— Мосик! — крикнул он и бросил плотный мешочек через головы стоящих прямо в ловкие лапы товарища. Сочно брякнули полновесные галеманы.
— Продано! — взревел конферансье, пуская носом кровавую соплю. Мосик хотел уж скрыться со своей ненаглядной добычей, но не тут-то было!
— Эй, красавец, ты намереваешься жить со своей милашкой во грехе?! — массовик-затейник был так изумлен!
— А как же бракосочетание?! Нет, милый, все следует проделать честь по чести!
Стражники пришли в движение и потеснили Мосика с девицей обратно на помост. Он пятился, как медведь, одолеваемый собаками.
— Просим на публику священника! А ну, просите, обормоты! — крикнул конферансье в толпу.
— Священник, выходи!!! — неистово орали в толпе.
— Плохо просите, засранцы! Просите громче! И заорал так оглушительно, что едва не растерял кишки:
— Священник, где ты там?! Ребятки заждались! У нас тут свадьба на мази!
Откуда-то, как черт из коробочки, выскочил шутовски разряженный священник. Он посылал всем воздушные поцелуи и подпрыгивал, изображая игру на струнном инструменте. Вся его румяная физиономия выражала такое счастье!
— Священник!!! — завизжал, как резаный, конферансье.
— Священник!!! — завопила в неистовстве толпа.
— Я к вам пришел сегодня, чуваки, — начал в однообразном ритме под звуки ударных инструментов объяснять священник, — чтобы бракосочетать одну шалаву с одним нехилым чуваком!
Он со значением покивал головой, приглашая всех к веселью. Когда толпа бешено зааплодировала, топая ногами, он продолжил:
— Потому что узы брака, проходимцы, я считаю, удержат всяких лабухов, навроде вас всех, от всякого греха, а тем более от блуда!
Конферансье в продолжении всей этой речи безостановочно тряс чреслами, приглашая всю аудиторию к осознанию всей важности события. Услышав про блуд, он воскликнул, обратясь к народу:
— Блудите, обормоты?!
— Блудим!!! — радостно ответили ему.
— Все слушайте сюда! Сюда! Сюда! — приговаривал священник, приплясывая. — А, если кто не просекает ответственность момента, тому мы вдарим в глаз! В глаз! Все чуваки скажите: Е! Е!
Музыка ритмично пробивала один и тот же бесконечный такт. Все на площади дружно трясли щеками, задрав вверх руки с выставленным указательным пальцем. Площадь ощетинилась, как еж.
— Двигайте сюда, уроды! — крикнул Мосику и его невесте священник. — Сейчас я вас благословлю на узы брака! Загремел воровской марш, и выбежали разряженные ангелочками лилипуты.
Вся площадь колыхалась, все приплясывали. Неподвижными оставались только шесть повешенных.
Под общий хохот священник прочитал над Мосиком и девушкой какие-то веселые стишки.
— А теперь целуйтесь, молодые! Мосик начал упираться, он был весь красный и вспотевший.
— Целуйся, падаль! — с угрозой проговорил ему на ухо конферансье. — Не порть нам праздник. А то закачаетесь на виселице.
