Возле Большого Улья Дин велел слугам стоять недалеко от ворот и повел Нэля в обход – тот еще не успел выяснить, где находится калитка. Там, возле старого, в несколько обхватов дерева с серебряно-зелеными узкими листьями Нэль остановился, чтобы честно предупредить Дина.
– Господин Дин, – сказал он. – Я вам сразу понравился, правда?
В коричневых глазах советника мелькнуло удивление от прямоты вопроса и некоторое одобрение, вызванное той же самой причиной.
– Да, – отвечал Дин после секундной паузы.
– И вы хотели бы затащить меня при удобном случае в постель?
– Возможно. – Дин наклонил голову набок и слегка улыбнулся. Подобная наглость, похоже, ему была по нраву.
– В таком случае вам лучше знать правду, – заявил Нэль. – Понравится ли она вам так же, как мой внешний вид – не знаю. Но я не женщина. И не мужчина. Или женщина и мужчина вместе. Я могу стать матерью и могу стать отцом, и весь наш народ таков. Такими мы созданы.
Дин, на которого Нэль внимательно смотрел, словно отстранился, хотя назад не отступил ни на полшага. Изменился только его взгляд.
– Желаете ли вы продолжать наше знакомство в том направлении, в каком его начали? Подумайте об этом серьезно. И я прошу вас – не говорите пока никому. А если скажете – соврите, что сами догадались.
По глазам господина Дина было видно, что тот не ждал такого поворота. Дин готов был к чему угодно, но не к встрече с полноценными людьми. Нэль вздохнул, взял из руки ошарашенного советника ключ от калитки.
– Спасибо вам за обед, – кивнул на прощание Нэль. – Мне очень понравилось. До свидания.
– До свидания, – выговорил Дин, и Нэль улизнул.
Нэль глотнул еще воды прямо из горлышка кувшина. Потом решительно встал и отправился на поиски брата.
Он нашел его в дальнем флигеле, где устанавливали энергостанцию. В лабораторном халате и с лупой на глазу Фай копался паяльной иглой во внутренностях какого-то агрегата, а человек десять помощников суетились вокруг. Нэль некоторое время постоял на входе, но так как Фай его не видел, Нэлю пришлось зайти внутрь.
Фай на мгновение повернулся в его сторону, удивился и немедленно задел за рабочее острие иглы тыльной стороной ладони. Зашипел, чертыхнулся, поднял лупу на лоб. Глядя на Нэля недобро, прицепил иглу на штатив и полез в карман за мазью. Нэль отступил и прижался спиной к белому кожуху генератора. Фай раздраженно спросил:
– Что надо?
– Фай, – насколько мог мягко и кротко проговорил Нэль. – Вы выходили на связь с Бенеруфом?
– Да.
– Как давно?
– Позавчера.
– Лал не спрашивал про меня?
– Спросил, как ты прижился… в планетарных условиях.
– А ты?..
– Я ответил, что ты освоился гораздо лучше нас всех вместе взятых.
– А еще?
– Все. А теперь поди прочь. Я терпеть не могу, когда мне таращатся через плечо. Тут и без тебя это старье ни хрена не работает, спасибо душке Лалу за выделенные из хлама ресурсы.
Нэль кивнул и поспешил убраться. Значило ли, что Лал про него помнит, раз спросил? Можно ли себя утешить, ответив на этот вопрос «да»?.. Неизвестно.
По правде говоря, господин Дин остолбенел. Только многолетняя придворная выучка во что бы то ни стало сохранять безучастное выражение лица удержала его от оскорбительного и невежливого поведения. «Надо же, пакость какая», – перво-наперво подумал он. Потом, когда Натаниэль Лаллем скрылся за железной крепкой дверцей, Дину стало неловко за себя. За то, что человечек этот, по всему заметно – легкомысленный и развратный, так просто уловил его на свою молодость и красоту.
Нет, господину Дину вовсе не нужна репутация распутника. Тем более распутника, не разбирающего, с кем спит. Он вообще не представлял себе, как люди могут быть двуполыми и, соответственно, что делать с таким в постели. Когда сидели за столом и он подливал переводчику вино, Дин по достоинству оценил все, что было выставлено напоказ: оленьи глаза с поволокой, розовые губки бантиком, легкие завитки золотистых волос, мягкие очертания шеи и плеч, нежная гладкая кожа, округлые коленки, маленькие дразнящие грудки под обтягивающей их одеждой… Все словно само просится, чтобы прикоснулись, приласкали. Слюнки бы потекли у кого угодно. И вот, оказалось, что все это великолепие принадлежит неизвестно кому. Существу. Не он, не она. Оно. Если, конечно, Натаниэль Лаллем не врет. Но как обидно. Ведь дело было почти в кармане. Кажется, повали он Натаниэля Лаллема на подушки в том же Синем павильоне, тот бы и не пискнул ничего против. Господин Нэль начал бесстыдно предлагать себя еще в порту, иначе с чего бы Дин с ним связался?
Слегка оправившись от первоначального потрясения, советник прислонился спиной к старому серебристому тополю и тихо засмеялся. На ум ему пришла другая, очень забавная мысль. Если он правильно понял намерения господина Фай Ли, тот хочет предложить императору кого-то из своих соотечественников в жены. Вот это будет шутка. Всем известно, что таргский государь – ханжа. Он и женщин не очень жалует, что уж там говорить о мальчиках или – вот ужас! – о двуснастцах. Про эдакое при нем даже заикнуться никто никогда не посмел бы. Держать сорок наложниц для того, чтобы заходить к бедным женщинам раз в год попить чаю, и получить в собственную спальню эдакий подарок – великое Небо, для этого стоит потрудиться. «Я буду не я, – пообещал себе Дин, – если их не сосватаю. Просто ради удовольствия посмотреть следующим утром на государево лицо…»
Пока Джу попал из Портовых Тупиков на свою Колодезную, стало совсем поздно. В Порту веселье продолжалось день и ночь, там было полно огней, а в полудеревенском северном Приречье все, кто искал себе в этот вечер приключений, давно нашли их и успокоились. Улицы здесь не освещались, луна тлела узеньким серпом над золочеными крышами Царского Города. Крупные яркие звезды рассыпались совсем по-летнему, хотя, если в первый месяц лета после двадцати дней тепла вдруг выпадет снег, в Столице этому никто не удивится.
Джу шел, тихонько насвистывая мелодию из комической пьески «Скрипучие башмаки». Время он провел на славу. Денег хватило сразу на двух маленьких шлюшек, ужин и еще остался медяк на коробочку чая, которую Джу нес домой в рукаве. Дурацкие мысли, что он потратил трехдневный заработок на пустое дело, в то время как может настать момент, когда этих пол-лара ему не хватит на что-то жизненно важное и необходимое, Джу старался прогнать. «Нельзя всю жизнь быть нищим, – твердил он себе, – в конце концов, я стану когда-нибудь зваться „кир Джуджелар“. Считать медяки оскорбительно для такого имени…»
Подозрительный звук заставил его остановиться, когда до дома оставалось шагов тридцать. Джу мгновенно подобрался, скользнул к забору палисадника, в тень от густых кустов сирени и жасмина, и оставшееся расстояние прокрался, не издав ни единого шороха. Кто-то возился на крыльце с его стороны дома. Сопел и бренчал чем-то вроде набора ключей или отмычек. Грабить у Джу было что: коробочка с восемью ларами, а еще две отцовские сабли – легкая саврская в дорогих ножнах, с узким клинком и малым изгибом, какими щеголяет при дворе высокорожденная молодежь, и вторая – тяжелая таргская, иззубренная и древняя, то ли фамильное оружие, которое не перешло по какой-то причине к Волку, то ли военный трофей – историю ее Джу очень хотел бы узнать, но было не у кого. Мысль о том, что в архиве хватились дела № 213, он отбросил, потому что в таком случае к нему бы не пришли в одиночку. А пыхтящий и бренчащий человек на крыльце был один.
