Церемониальные ворота открылись, впуская кавалькаду машин во внешний двор, где тут же распахнулись ворота поменьше, созданные уже из многослойной броневой пластали, с невероятной быстротой сомкнувшиеся сразу за последним милицейским антигравом эскорта. Проехав еще метров триста вглубь и повернув два раза на хитрых развилках подземного защитного лабиринта, точно следуя указаниям головной машины дельфийцев, «скарабеи» остановились на обширной площадке перед еще одними воротами, распахнутыми настежь. Из трех бронетранспортеров высадились морские пехотинцы в тяжелой штурмовой броне, а из десантного отделения «скарабея», который пилотировал Митридат, выпрыгнули и стремительно заняли позиции на флангах оборонительного строя морпехов четверо синтетов с активированными пулеметами.
Синтеты почти на две головы возвышались над строем немаленьких, закованных в скорлупу доспехов людей. Но по большому счету разница меж ними была незначительной: и морпехи, и синтеты в своей громоздкой бронированной скорлупе напоминали выползших на берег раков, только люди сжимали в руках короткоствольные «ксифы»,[67] выглядевшие в их четырехпалых клешнях-манипуляторах словно игрушки, а киборги поводили перед собой массивными трехствольными пулеметами. Они были готовы в любое мгновение выплеснуть на врага рой стальных конических пуль, для которых преградой служила лишь компонентная броня[68] тех же «скарабеев». Поверхность доспехов меняла цвет, пока фигуры солдат не стали полупрозрачными, подстроившись под яркую иллюминацию помещения, вспыхнувшую тотчас же. Синтеты не утруждали себя маскировкой, поскольку в принципе люди не могли причинить им вреда: портативные генераторы силовых полей тонкой прозрачной дымкой окутывали киборгов с ног до головы. Эту технологию они скрывали даже от Митридата, но, судя по всему, секрет изготовления подобных полезных вещиц был ими полностью либо частично утерян. Киборги прикрывались индивидуальными силовыми щитами, это да, но вот их техника, созданная уже много позже бури Передела, такой защиты уже не имела. Шагающие танки, низкосилуэтные морские крейсера и подводные лодки, а также вся летающая техника пользовались традиционными средствами перехвата — противоракетами, мощными генераторами постановки помех и обычной компонентной броней.
Царь жестом отстранил гоплон-капрала,[69] пытавшегося закрыть Митридата от выступившего навстречу эвксинской делегации богато разодетого жреца. Тот был в маске Зевса и белой церемониальной тоге, надетой поверх белой же пиджачной пары. Бессмертный кивнул жрецу и первым спросил:
— Привет тебе, святейший. Скажи мне, сын Громовержца, почему меня встречаешь ты, где Стефаний, жрец всевидящего Хроноса?
Опешивший от такой бесцеремонности жрец Зевса не успел даже рта раскрыть, как тут же прозвучал зычный голос еще одного жреца, в багряных одеждах, не дав эвксинским морпехам поупражняться в стрельбе — дерзкий ответ Бессмертному карался на месте. А жрец и так нарушал вбитый в гвардейцев протокол, согласно которому царю нет равных и отвечать на его вопросы полагается, склонив голову и преклонив правое колено. Только гвардейцы пролитой кровью и верностью заслужили право обращаться к Митридату стоя и по прозвищу — они звали его «Бессмертный».
— Прости нашего Алка, Бессмертный властитель!
Софрон остановился ровно в трех шагах, упав на одно колено. Оптика маски показала, что он облучен системами наведения оружия эскорта Митридата. В горле у него сразу пересохло, но он тем же радушным тоном продолжал:
— Хлопоты, связанные с твоим визитом, задержали меня. Не гневайся и позволь проводить тебя в отведенные покои, автарх и его люди прибудут только через два часа.
— Разве стратосферные авионики[70] — не самый быстрый транспорт на планете? — Митридат позволил себе улыбнуться краешками губ. — Но время еще есть, мои люди осмотрят отведенные для нас апартаменты, веди, жрец.
С поклоном таксиарх-прелат поднялся на ноги и быстрым шагом пошел к роскошной прямоугольной плите подъемника, на которой при желании могли помимо охраны разместиться и все четыре бэтээра эскорта царя. Командир морпехов отдал по внутренней связи команду, и четверо из пятнадцати гвардейцев отошли к бронемашинам, задраив за собой люки. Машины, стоявшие в колонне, на миг ожили, башенки турелей повернулись, занимая каждая свой сектор обстрела. Теперь в случае непредвиденной ситуации они могли не только дать отпор, но и пробиться на помощь к пешему эскорту Митридата. Само собой, нападать вряд ли кто решится, но мир полон странных идей, одна из которых — убийство крупного политического деятеля или правителя с помощью террориста-смертника или группы таковых. Будь Митридат действительно заточен в теле киборга, такая акция безусловно могла иметь много шансов на успех, поэтому охрана Бессмертного и демонстрировала готовность отразить нападение. Но на этот раз царя охраняли не только его предусмотрительность и многовековой опыт. Улыбаясь про себя, он понимал, что нынче его защищают еще и жрецы, да что там лукавить: сам александрийский правитель нуждается в живом и здоровом безбожнике больше, нежели в мертвом.
«Сейчас, — думал царь с некоторой долей злорадства, — я нужен им как большое и страшное пугало. Внутренних оппонентов они заставят заткнуться, напугав их военной угрозой, и те проглотят наживку: мудрые правители стравили безбожника с варваром, война снова пройдет стороной».
Желание ослабить его и имперцев было сколь очевидно, столь же и глупо. Овцы пригласили в защитники волка, наивно полагая, что он будет грызться с шакалами за высохшую кость собственного тщеславия. А потом, когда все закончится и пыль осядет, можно будет надеяться, что волк уберется на свой остров, ничего не потребовав взамен. Пусть тешатся иллюзиями, до поры не стоит их разубеждать, роль тупого и тщеславного диктатора, однако, хорошо получилась.
Царь безразлично кивал в ответ на лесть жреца, ведущего его по роскошным залам Пантеона — обязательной части любого храма культа олимпийских богов. Главный такой храм находился в Медиолантии, но дельфийский комплекс был особенно богат: барельефы из розового мрамора, статуи божеств десятиметрового роста из редкого агносса. Камень, чьи залежи находятся так близко к запретному континенту Ма, был способен имитировать все, что пожелает скульптор, даже живую человеческую плоть. Залы поражали своим подавляющим величием и настолько натуралистическими голографическими фресками, что порой казалось, что боги вот-вот сойдут с куполов и стен на землю и до них можно будет донести любую просьбу смертного. Но Митридата не трогало искусство, слишком мало оставалось у правителя Эвксина времени, чтобы думать о развлечениях.
