Двор был самым сложным местом, поскольку хватало удобных позиций для наблюдений. Если бы была возможность раздобыть режимный телефон, Брейн обязательно бы звонил Фогелю перед визитами, но такого оборудования не было, а носить стандартную модель в данной ситуации было опасно.
Постояв за углом дома, Брейн двинулся к подъезду, чувствуя, как спину ему буравит чей-то пристальный взгляд. Во дворе было несколько жильцов – кто-то заводил машину, кто-то шел в булочную или возвращался. Поди разбери, кому он не приглянулся.
Еще в академии преподаватель по специфическому предмету говорил ему: «У вас угрожающая спина, курсант. Лицо приветливое и даже добродушное, но спина угрожающая. Поэтому никогда не сутультесь, если не хотите, чтобы вас запомнили. Двигайтесь расслабленно, разверните плечи». Брейн так и делал, но что-то подсказывало ему, что этот номер не срабатывает.
Зайдя в подъезд, он приник к знакомому окошку и понаблюдал за двором, потом пешком поднялся на второй этаж и замер, поглядывая на дверь Фогеля.
Она выглядела иначе, чем обычно, когда они запирали ее, уходя вместе. Старая дверь от времени слегка провисла, и, когда ее запирали на замок, она изгибалась, а сейчас этого напряженного изгиба у нее не было, значит, не заперта.
Можно было предположить, что Фогель снова запил, но это маловероятно – в последние пару суток он выглядел более чем убедительно.
Брейн дотронулся до пистолета под курткой, но оставил его на месте.
В условиях квартирной тесноты стрельбу устраивали только киношные шпионы. В жизни времени на это никто не давал. Нож – другое дело. Брейн коснулся двери, она поддалась. Он потянул носом, из квартиры пахло искусственным кофе из мейдера. Значит, Фогель успел позавтракать и еще сегодня утром был в порядке.
На верхнем этаже играла приглушенная музыка, кто-то включил любимый утренний сериал.
Брейн приоткрыл дверь шире и неслышно вошел, заметив, как в окне напротив колыхнулась занавеска.
Фогель не прикрыл форточку, и теперь легкий сквозняк выдал Брейна.
В распахнутую дверь он видел только часть малой комнаты и половину занавешенного окна. Надо было сделать еще пару шагов, и он их сделал, увидев больше.
Фогель лежал на животе лицом вниз. На нем был халат и шлепанцы которые валялись на некотором расстоянии – видимо, слетели, когда он пытался сопротивляться.
На шее виднелся тонкий отчетливый след от профессиональной удавки, не гарроты – нет. От гарроты можно было защититься, если ты крепок или достаточно проворен. Ты можешь лягаться, бить убийцу локтями, не давая ему удушать тебя. Петля таких возможностей не дает. Бросок ее стремителен, а затем рывок, и самозатягивающийся узел уже не дает шансов ни разорвать нейлоновый тросик, ни развязать его.
Жертва может быть громилой, а убийца тщедушным малым, и он сделает все быстро, из-за угла наблюдая за судорогами несчастной жертвы.
Брейн превратился в единое обонятельно-осязающее чувство. Он ощущал запахи, он чувствовал движения потоков воздуха и едва заметные вибрации.
Слух и зрение сейчас были не так важны, и даже музыку с верхнего этажа он слышал ступнями ног, как ритмичный рисунок едва заметных вибраций.
Брейн мог убраться отсюда, и это было бы самое верное, однако он находился в очень стесненных обстоятельствах, и ему бы не помешали некоторые вещи, которые он оставил у Фогеля, и что-то из его оснастки. Ведь где-то здесь должен был находиться тайник.
Возможно, убийца уже ушел, но брать это на веру Брейн не спешил.
Еще один шаг. Еще. Брейн немного подался вперед, чтобы заглянуть в комнату, где лежал Фогель, но едва заметная дрожь пола заставила его резко пригнуться, и брошенная петля лишь скользнула по волосам.
Понимая, что противник ждет от него ухода вперед, Брейн кувыркнулся назад, и тотчас в притолоку с треском вошел нож.
Когда, промахнувшись, противник выскочил в коридор, Брейн встретил его ногой и, сократив дистанцию, сильным ударом в корпус пригвоздил к стене.
Схватка была закончена.
Но не успел убийца осесть на пол, как на лестнице послышались шаги. Брейн схватил тело врага за ноги, протащил в большую комнату и затолкал под кровать. Потом торопливо обыскал и выудил из нагрудного кармана устройство связи – что-то вроде спецтелефона.
Была вероятность, что он работал в режиме маяка, поэтому Брейн сломал его и для верности бросил в унитаз.
Шаги уже были рядом, и Брейну ничего не оставалось, как спрятаться за письменный стол, других укрытий здесь уже не было.
В квартиру зашли – Брейн услышал осторожные шаги.
Это точно была не полиция, те топали, как слоны, не боясь быть услышанными.
Вошедшие прошлись по комнатам, ничуть не удивившись обнаруженному трупу хозяина. По звуку шагов Брейн определил, что их трое.
– Ну что? – спросил кто-то.
– Чисто, как видишь.
– Но он же был здесь. Он сказал, что сделал дело и дожидается.
– Значит, свинтил. Его кто-то спугнул, и он свинтил. Посмотри на сканере.
– Я уже смотрел, он был где-то здесь и вдруг исчез.
– Так что делать, Леман? – спросил третий голос.
– Уходим. Мы не знаем, куда он подевался, поэтому нужно уходить.
Дождавшись, когда эти трое уйдут, Брейн выбрался из укрытия и, осторожно прокравшись к двери, прислушался – было тихо. Тогда он выглянул на лестницу – тоже никого. Лишь после этого запер дверь на замок и прошелся по квартире, прикидывая, где Фогель мог сделать тайник.
По инструкции ему не следовало находиться в переносимом имуществе. В ножке стула или холодильнике, за исключением тайников краткосрочного заложения – до месяца.
Значит, нужно искать стационар, а это стены, двери, пол и еще вентиляционное оборудование.
Поначалу Брейн надеялся увидеть следы от грязных пальцев, если Фогель наведывался в тайник пьяным. Но не вышло – стены были запыленными, и следов на них не оказалось. Простукивание также не помогло, однако в одном месте в углу комнаты Брейн заметил едва заметный след от многократного касания металлическим предметом.
Простукав это место, он ничего не обнаружил, но, возможно, в стене было укрыто электромагнитное гнездо, дожидавшееся своего ключа.
Брейн еще изучил пятно. Оно было нечетким, значит, можно было прикладывать устройство не точно, и это исключало электромагнитный ключ. Что тогда? Брейн был знаком с Фогелем всего несколько дней, однако у него успело сложиться мнение об этом человеке, бывшем уголовнике, который почувствовал себя осиротевшим после гибели его куратора и группы, ставших за годы его семьей.
