— Ты вот думаешь только о себе, — упрекнул он, — а у меня обо всех должна голова болеть. Ты-то, может, и поправилась, а подруга твоя совсем плоха. Глаза у нее какие-то… невменяемые.
«Ну и гад! — подумала Кошка. — Нечего было беременную девчонку наверх посылать! Чего ж теперь удивляться, что она не в себе?» Но ссориться сейчас с Роджером в ее планы не входило, и она довольно мирно сказала:
— Ну при чем тут она? Она пусть остается, а я пойду. Могу даже без провожатых.
— А вот этого не надо, — озлился Роджер. — Нечего тут, понимаешь, самодеятельность разводить! Все будет, и провожатые будут, дай срок. Мне сперва кое в чем разобраться надо. Часовые говорят, что с недавнего времени в туннеле на Октябрьскую какая-то ерунда творится. Как бы не завелся там зверек какой недобрый. Надо это все сначала проверить. Да и у тебя вон рука не зажила еще.
Кошка тоже разозлилась и, размотав повязку, демонстративно согнула и разогнула руку, показывая, что это не рана, а так — ерунда.
— Ну-ну! — хмыкнул Роджер. — А вот это поднять сможешь?
Кошка посмотрела на предмет, лежавший возле Роджера под столом, и едва не вскрикнула. Это была окаменевшая раковина, закрученная в спираль, очень похожая на ту, которую прихватил с собой Сергей. Только эта была черного цвета и огромная, величиной с большую тарелку.
— Откуда это? — спросила она пересохшими губами.
— Нравится? — фыркнул Роджер. — Это я на Шарашке сторговал. Кучу патронов отвалил за диковину.
В другое время Кошка бы подумала, что людям жрать нечего, а придурошный начальник вместо того, чтобы народ накормить, балуется всякими редкостями. Но теперь ее в первую очередь интересовало другое.
— А у них откуда? У них есть еще такие?
— Из музея, — сказал Роджер. — Есть у них там неподалеку музей… забыл, какой. Революции, что ли? Нет, не революции, но похоже как-то называется.
— Эволюции, — неожиданно для себя вдруг сказала Кошка.
— Во, точно, э-во-люции! — восхитился Роджер. — Какие ты слова-то знаешь! Они говорят, что в музее таких ракушек еще полным-полно. Но добираться туда опасно. А еще ходят слухи, что там люди бывают непростые. Про Изумрудный Город слыхала? Вот оттуда, говорят, гости приходят в музей. Хотя, может, врут сталкеры, чтоб цену набить — с них станется… — И увидев, как у Кошки загорелись глаза, добавил:
— А чего б тебе не пройтись туда? Ты ж вон от безделья киснешь, я вижу. Диковинок себе надыбаешь. А я тебе маляву к пахану тамошнему дам — надо мне с ним перетереть кое-чего. Отнесешь — сотню «маслят» заплачу. Ну что, пойдешь?
— Пойду, — решительно сказала Кошка. Дело было, конечно, не в обитателях Изумрудного Города, в которых она толком и не верила, и даже не в патронах. Просто она вспомнила рассказы Сергея. Кошка даже половины не понимала из того, что он ей тогда наговорил, хотя почти все слова его помнила. «Мы должны пройти путем эволюции», — так, кажется, он сказал. Наверное, там, в музее, разобраться в этом будет проще. Несмотря ни на что у нее в душе теплилась, слабая надежда, что ученый остался жив. Все-таки она ведь не видела мертвым ни его, ни Рохлю. Вот будет здорово, если она что-нибудь прихватит из этого музея на память для Сергея! Он ведь так радовался тому камешку, закрученному в спираль — как маленький. И еще ей казалось, что если она упомянет при нем, что рисковала жизнью, чтобы побывать в музее, то сразу вырастет в его глазах. Кошка улыбнулась было, но тут же нахмурилась. Скорее всего, его в живых уже нет. Но тогда, может, она хоть сумеет понять, о чем все-таки он говорил тогда? Что это за путь эволюции, как по нему идти и куда он заведет?
Правда, для того, чтобы добраться до Академической, ей придется миновать Ленинский проспект. А ведь бегство оттуда в компании несчастного Егора Кораблева началось с того, что она увидела на станции знакомого с Китай-города. Впрочем, скорее всего, он ее не успел заметить. К тому же с тех пор прошло уже несколько дней, и не факт, что он там ее караулит до сих пор.
Роджер внимательно следил за ней.
— Вот и ладушки, — сказал он. — Сейчас я тебе маляву дам.
Он, отвернувшись, что-то быстро начертил на клочке бумаги, затем тщательно свернул в несколько раз и засунул в пустую гильзу, а сверху капнул немного воска, отщипнув от укрепленной на колонне свечки, и пришлепнул своим перстнем.
— Дела у нас с ним секретные, так что не вздумай свой нос совать. Откроешь — тебе же хуже будет.
— Да на что мне твои секреты сдались? — протянула она.
Кошке уже не терпелось отправиться в путь. Правда, она тут же с раскаянием вспомнила про маленького Павлика, дожидавшегося ее на Октябрьской. Наверняка с тех пор прошло уже много времени. Как поступит Регина? Вдруг подумает, что Кошка не вернется, что погибла, и отдаст кому-нибудь ребенка? Конечно, Кошка предупреждала ее, что может задержаться, но лучше было не испытывать судьбу. «А с другой стороны, что я могу сделать, если Роджер почему-то меня пока не отпускает? — тут же постаралась найти себе оправдание она. — К тому же еще день-два наверняка погоды не сделают…»
— А когда я вернусь с Академической, смогу уйти на Октябрьскую? — на всякий случай уточнила она.
— Конечно, сможешь, — заверил ее Роджер. — Как только вернешься, пойдешь — я уже тут все улажу.
Кошка вышла и не слышала, как он бормотал ей вслед:
— Сможешь, сможешь. Если, конечно, вернешься. Грехи наши тяжкие, доходы наши скудные, а туннели наши длинные и темные…
* * *
Собралась Кошка быстро, только попросила одну из женщин приглядеть за Нютой, пока она будет отсутствовать. Сунула в рюкзак химзу и противогаз, немного еды на всякий случай. Роджер дал ей пока рожок патронов в задаток, а окончательно расплатиться обещал, когда она вернется.
Когда она немного отошла от станции, ее стало разбирать любопытство. Она достала гильзу, посмотрела на воск — с одной стороны он наполовину отклеился. Кошка осторожно подцепила другую половину кончиком ножа и вытащила свернутую в трубочку бумажку. Развернула.
На бумажке был нарисован череп, а под ним скрещенные кости. И все.
Кошка снова скрутила бумажку, опять затолкала в гильзу, залепила сверху воском, и пошла дальше, недоумевая. Возможно, руководители станций пользовались каким-то особым шифром для общения, но в таком случае к чему такая секретность? Что изменилось от того, что она увидела послание? Она ведь все равно не понимает, что означает этот рисунок для адресата. То есть, что означают обычно череп и кости, конечно, ясно, но что конкретно имел в виду Роджер, посылая этот рисунок начальнику Академической — абсолютно непонятно.
