Кошка задумчиво брела по туннелю, машинально прислушиваясь к непонятным шорохам и звукам. И вдруг впереди послышался лязг. Первое, что пришло почему-то на ум — прикованный цепями скелет. Знакомые сталкеры однажды рассказывали ей о такой находке в подземелье. В следующий момент она вспомнила про Даньку Ключника и застыла, прислушиваясь. Неужели это не досужие байки?
Но вдруг впереди забрезжил слабый свет.
Кошка немного успокоилась — вряд ли призрак станет расхаживать по туннелям с фонарем. Она прижалась к стене и стала ждать.
Вскоре показался пожилой человек с фонарем, сжимавший в другой руке ружье. Он словно вовсе не удивился, увидев ее.
— Как же людно стало в метро, — произнес он. — Уходишь в туннель искать уединения — обязательно на кого-нибудь наткнешься. Не бойся, дитя, я не причиню тебе вреда.
Кошка обиделась:
— Я не кто-нибудь, — сказала она.
— И кто же ты? — иронически спросил человек.
Она хотела ответить и вдруг задумалась. А в самом деле, кто она? Беглая убийца? Сталкер? Победительница мутанта?
— Вот видишь, — сказал человек, — ты даже не можешь определить — кто ты, зачем, откуда? У тебя проблемы с самоидентификацией. Спрячь коготки, не выпускай без надобности.
Кошка догадывалась, что он опять сказал что-то обидное, но его слова про коготки насторожили. Человек словно хотел дать понять, что знает про нее больше, чем она думает. И она решила на всякий случай с ним не ссориться. К тому же у нее появилась мысль — если он, судя по разговору, человек ученый, то, может, посоветует ей что-нибудь?
— Кто я — это не так важно, — сказала она. — А вот куда и зачем — скажу. На Академическую мне надо. Я хочу пойти в тамошний музей имени не помню кого, чтобы взять там ракушек для одного знакомого.
Про возможных посланцев из Изумрудного Города она, наученная горьким опытом, умолчала, чтоб снова за дуру не приняли.
— Каких ракушек? — все больше удивляясь, спросил человек.
— Я лучше нарисую, — пробормотала она. И, подобрав камешек, нацарапала на стене черту, заворачивающуюся кругами.
— Спираль, — задумчиво произнес человек. — Символ, известный с древнейших времен…
— Мой друг говорил, что она означает путь эволюции, — с трудом подбирая слова, объяснила Кошка.
— Спираль — символ жизни и смерти. Означает развитие и остановку, начало и конец, взаимосвязь противоположностей. Напоминает о лабиринте и об урагане. В некоторых культурах — символ мудрости, в некоторых — пламени и огня. Но что тебе известно об эволюции, дитя? Все уже когда-то было, и ничего нового под луной нет. Вспомнить хотя бы старые предания. «Энума Элиш», например. Казалось бы, сколько лет прошло, а как современно звучит!
— Какая Энума Элиш? — спросила Кошка. Человек не объяснял загадки, а громоздил новые.
— Шумерский эпос. В переводе означает «Когда наверху». Объясняет тайны мироздания так, как их понимали древние.
И он звучным голосом продекламировал несколько строчек, завороживших Кошку своеобразным ритмом. Она мало что поняла из этого, но ей понравилось.
— Кто ты? — спросила она. — Может, проводишь меня?
— Нет, дитя, сейчас мне не до этого. Но ты можешь не опасаться — до Академической, по крайней мере, ты в эту ночь дойдешь благополучно. А у меня свои заботы. Мне нужно прислушаться к голосам мертвых. Этой ночью они неспокойны, словно хотят предупредить о беде. В метро постоянно что-то меняется. Я вижу, ты понимаешь меня — ты тоже из тех, кто может слышать мертвых.
— Да, это так, — вздрогнув, сказала Кошка. «А иногда и видеть», — подумала она. Ей отчетливо представилось Лехино лицо.
— Что ж, счастливого пути тебе, дитя. Остерегайся чужого коварства и неизвестных растений. А когда встретишь своего знакомого, ради которого ты пустилась в этот поход, передавай ему привет.
— От кого? — спросила Кошка. Но человек уже исчез — словно испарился. Она прибавила шагу и через некоторое время поняла, что находится уже на подходах к Ленинскому проспекту.
Теперь на станции царило спокойствие. Здесь тоже почти все спали, и не верилось, что еще несколько дней назад тут бушевали страсти и озлобленные люди искали, на ком бы сорвать свой гнев. Связано ли это было с тем, что монстра на Шаболовке уже не было, или просто люди устали бунтовать, Кошка не знала. Она очень боялась встретить знакомых, но к счастью, этого не произошло. Часовые с обоих постов, которым она предъявила сталкерские «корочки», пропустили ее беспрепятственно, и вскоре Кошка уже шагала по туннелю в сторону Академической.
Она вспомнила о странной станции рядом с Ленинским проспектом, где стояли гробы, и подумала: «Интересно, положили кого-нибудь в тот ящик, что приготовили для Егора, или просто со временем напишут на нем новое имя — какого-нибудь другого покойного вождя?»
В туннеле царила тишина. Одиночество, тьма и тишина — прежде Кошку это только обрадовало бы. Но теперь в ушах снова зазвенел неотвязный шепот, в котором она вскоре начала различать слова:
Я иду к тебе, я близко,
Убегай скорее, киска.
Догоню — тебе и крышка,
Поиграем в кошки-мышки.
Ей казалось, что голос ей знаком. При этом он был каким-то бестелесным и звучал, словно бы прямо у нее в голове. А может, она все напридумывала? Может, это просто у нее в ушах звенит от тишины? Как бы там ни было, она была рада, когда, наконец, увидела впереди свет.
* * *
Кошка снова убедилась — чем дальше от центра, тем проще и просторнее станции, тем меньше на них всяких вычурных наворотов, словно строители экономили время и силы. Станция Академическая в этом смысле не стала исключением. Квадратные высокие колонны, стоявшие далеко друг от друга, были облицованы светлым мрамором, и вся станция тоже была выдержана в серо-белых тонах. А вот публика тут была самая пестрая, и чем-то напомнила ей жителей Китай-города. Попадались и крепкие ребята в спортивных костюмах, и тощие юркие личности в пиджаках, брюках со складками, кепках и даже шляпах. Жилища у всех тоже были устроены по-разному — кто обитал в палатке, кто соорудил домик из пластиковых панелей, а один чудик жил даже в огромной картонной коробке.
Кошка первым делом решила передать местному начальнику послание Роджера. На вопрос, кто у них главный, ее проводили к человеку по кличке Череп с серым, непроницаемым лицом, обтянутым сухой кожей. Тот как раз играл у костра в карты с двумя головорезами. Один из них, очень бледный, с рыжеватыми волосами, одетый в ярко-зеленый спортивный костюм, с массивной железной цепью на шее и серьгой в ухе, недобрым взглядом уставился на Кошку. Другой, здоровый бугай в черной борцовке и тренировочных штанах, весь покрытый татуировками, только глянул на нее мельком и снова перевел взгляд на карты в руке. «Дурь какую-нибудь принимает», — подумала Кошка. Начальник тут же, при ней, взглянул на клочок бумаги, затем кинул его в костер и подозрительно глянул на нее:
