— Подтвердить. — Учитель кивнул. — Только есть у меня одно сомнение. Слишком уж синхронно все получилось: мы начали обратный отсчет, а серпиенсы начали глушить всю связь. Думаю, не за подтверждением мы ходили в рейд. За опровержением.
— Чего? — удивилась Вика. — Того, что штабной план идеален?
— Нет. — Учитель покачал головой. — Скорее за опровержением, что серпиенсы не в курсе штабного плана. И мы это опровержение добыли, но никого оно не интересует. Только и всего. Сейчас узнаем.
Он кивком указал на вывалившегося (командира до сих пор пошатывало) из каморки Воронцова.
— Приказано выдвигаться в распоряжение Деда, — хмурясь, сообщил майор. — Будем держать, если что, тылы.
— Информация хоть пригодилась? — спросил Учитель.
— Пригодилась. — Ворон зло сплюнул. — Чтоб подтереться! Бараны винторогие. Я им про полную боевую готовность противника, а они уперлись и слышать ничего не хотят. «Все уже началось, обратной дороги нет, с нами бог». Нормально, да? На змеевиков лоб в лоб с голым хреном наперевес!
— Может, передумают еще? — с робкой надеждой спросила Вика.
— Не передумают, — отрезал Воронцов. — Не умеют.
7. Москва, Измайлово, август 2014 г
Филипп промчался оставшиеся метры до боевого поста, словно ураган. Ровно за четыре минуты до часа «Ч» он уже сидел перед монитором в полупустом отсеке аналитического отдела, как и требовал от него коварный генерал Алексеев, но только в полной готовности изучать не статистику боевых потерь, а отчеты о выводе войск из предполагаемых районов боевых действий к местам прежней дислокации.
И лишь когда хронометр начал отсчет секунд и минут нового часа, Грин понял, что ошибся. Открывшаяся дверь и решение штаба не имели никакой связи. Филиппа выпустили из импровизированного карцера не потому, что штаб признал его теорию верной и пошел на попятную. Грина выпустили потому, что штаб все-таки начал свою безнадежную операцию, и с первых же секунд армия Сопротивления начала нести колоссальные потери, которые Фил должен был регистрировать.
Грин смотрел на экран хмуро и до скрипа стиснув зубы. Программа считала потери бесстрастно, а Филипп видел за цифрами человеческие жизни. Сотни, тысячи, а вскоре десятки тысяч. И правее — колонка «доказанные потери противника». В ней тоже медленно сменялись цифры, но пока число было всего-то двузначным.
Такая вот статистика. Печальная статистика полного разгрома.
Как все выглядит на самом деле, Филипп боялся даже представить. Наверняка это выглядело еще хуже, чем полтора года назад, пятого декабря, когда все Тушинское поле затянули облака искрящейся пыли и клубы дыма от горящих зданий прилегающих кварталов. Грин коснулся мышки, но промедлил целую минуту, прежде чем щелкнуть по иконке подключения к системам внешнего обзора.
Из нескольких сотен камер работали едва ли тридцать, да и те — одна за другой — выходили из строя. Грин успел увидеть лишь несколько коротких эпизодов.
В центре горели несколько зданий, но крови или искрящейся пыли было мало. В основном серпиенсы работали здесь «гуманным» оружием — шоковым. Улицы были усеяны неподвижными телами, между которыми бродили сосредоточенные стражники. Некоторых людей, парализованных шоковым залпом, они распыляли, некоторых нет. По какому принципу проводилась эта зачистка, Грин не понял. Может быть, убивали тех, кто был вооружен, а может, компьютеры чужаков сверяли личность каждого человека со списками Сопротивления. В виртуальном пространстве чужаков, где все компьютерные терминалы работали, как части коллективного машинного разума, этакого суперкомпа, перелопатить любую базу данных за миллионную долю секунды было плевым делом.
На юго-западе бойцы сумели навязать серпиенсам ближний бой и пока даже побеждали, но участь их была предрешена. На помощь окруженному отряду змеевиков летела целая эскадрилья боевых коконов. В отличие от легких стрелковых систем, «пушки» коконов не распыляли противника, а как бы взрывали его изнутри. Работа получалась довольно грязной — на десяток метров вокруг убитого врага разлетались кровавые ошметки, — зато более эффективной. Оружие коконов било не по площадям, а точечно и уничтожало исключительно живую силу в «первой линии». То есть если позади человека оказывался серпиенс, ему ничто не грозило. Поэтому системы наведения этого оружия никогда не зависали, а еще они легко определяли, кто в толпе дерущихся свой, а кто чужой. Так что юго-западной группировке оставалось геройствовать от силы пять минут.
Примерно такая же история творилась в районе Шереметьева. Там в одном строю со стражниками работали энергоботы, или «медузы», как их называли люди. Небольшие, с футбольный мяч, окутанные зеленоватым свечением летающие роботы ловко маневрировали между сцепившимися противниками и угощали людей простейшими, но очень сильными дуговыми разрядами. Многие бойцы Сопротивления после такого удара уже не поднимались.
Относительно неплохо, на первый взгляд, шли дела у северной группировки, там штаб Сопротивления умудрился сосредоточить остатки бронетехники и штурмовую бригаду, вооруженную «Пилигримами», но на фоне откровенного провала на других фронтах успех северного «железного кулака» выглядел временным и неубедительным. Да, прорыв колонны танков и бронетранспортеров к Алтуфьевскому куполу стал для серпиенсов неприятным сюрпризом, но не потому, что змеевики не ждали врага на этом направлении, а потому, что они слегка недооценили возможности нового оружия людей.
«Пилигримы» били недалеко, их мощности не хватало, чтобы серьезно повредить купол, зато они легко справлялись с энергоботами, и на минуту, а то и больше отключали силовую броню пеших стражников. Они даже умудрились сбить полдюжины коконов, попытавшихся атаковать танки со сверхмалой высоты.
Расчищенное «Пилигримами» поле боя быстро покрылось множеством тел змеевиков, а поврежденный Алтуфьевский купол в конце концов исчез, оставив одно из поселений серпиенсов без защиты, но все равно успех был временным. Танки только-только успели открыть огонь прямой наводкой по логову врага, а серпиенсы уже сориентировали боевые спутники и обрушили на север и северо-восток города «адское пламя», шквал огня космических систем. Строго говоря, непосредственно с орбиты никакой видимый огонь не «лился», он просто вспыхивал, казалось, без видимых причин, точно там, где требовалось серпиенсам. Будто бы кто-то поджигал в определенном объеме пространства воздух, а заодно все, что попало в зону поражения.
На штабном языке этот кошмар назывался «комбинированным частотно-плазменным ударом» и считался элементом тактики выжженной земли, которую серпиенсы, по идее, не должны были применять в городе и поблизости от позиций собственных войск. Но это была теория. На практике все повернулось иначе. Серпиенсы не гнушались ничем. В том числе уничтожением части своих воинов ради спасения всей операции.
