сложили свои головы на никому не ведомом необитаемом острове Сокровищ… А как бы они следовали плану, и… Короче, надо изловчиться и сделать так, чтобы первый этап побега мы прошли под чутким руководством самих аиотееков, от которых так старательно бежим.
— …Мне это очень не нравится, — сказал я Асииааку и молодому оуоо Кииваасу — официальным командирам нашей группы. — Рана плохо заживает. А оуоо Эуотоосик очень слаб. Спит почти целые дни напролет. (Еще бы он не спал, если я его ударными дозами успокоительного спаиваю.)
…Потому как, думаю, фэншуй тут говеный, пояснил я в ответ на их «Почему так?». В смысле, место тут очень плохое.
— Ведь излечение подобных ран, как всем известно, — начал я тоном завзятого лектора, — сильно от проистечения и сопряжения положительных и отрицательных гумморов в человеческом теле зависит. Коли чакра за чакру неправильно зашла, тут уж ни пенициллин, ни клизма с огуречным рассолом не помогут. Остается только панадол и фастум-гель внутривенно и за воротник.
…Командование чутко прислушивается к моим словам. Ни хрена не понимает, но это и нормально… Много ли пациент в современной мне Москве понимает в беседе двух докторов? Тут чем больше непонятных слов, тем больше доверие больных и родственников к словам медицинского светила.
…Там, внизу, — почтительно ткнул я пальцем в землю, решив перейти на доступный пониманию собеседников язык, — видать камень сплошной, ежели копать глубоко… Плохой камень, черный!.. Оуоо Эуотоосик все время на земле лежит, а камень из него силу вытягивает. Сами руку к земле приложите… Чуете, как холодом тянет? (Судя по всему, эти южные ребята с холодами-то особо не знакомы. Ясное дело, немудрено им почуять стужу, с которой подземный камень из них силу вытягивает.)… Вот и из него камень всю силу вытягивает. Только не через руку или пятки, а через все тело. Очень плохое место.
…Что делать? Хочу дозволения просить покамлать малость. Однако с Духами говорить надо. Потому как без этого никак нельзя с хорошим местом определиться… Что нужно?.. Ну, коза нужна для жертвы и чтобы по кишкам погадать можно было, а все остальное у меня уже и так есть.
Разрешение мне было дано. Коза выдана. И камлание состоялось в ближайшую подходящую ночь и сопровождалось всяческими чудесами и выступлениями творческой молодежи. Я хорошенько укрепил свое тело и дух мясом несчастной козочки и изможденный обжорством лег спать и видеть пророческие сны. Удивительные, пришедшие во сне видения, расположение кишок и струйки вытекшей из горла жертвенного животного крови, однозначно говорили, что больного, для его скорейшего выздоровления, надо со всей возможной осторожностью, но и без малейшего промедления тащить на восток, пока не начнется гряда холмов и горы за ней. Там место повыше будет, и чародейский камень уже до больного не достанет… Откуда мне про холмы и горы знать?.. Нет, не был я в этих краях… Просто духи так сказали!
— А у вас как там? — Ну в смысле, — оттуда вы пришли. Там чего, зимы не бывает?
…Я искренне и от всей души постарался сделать носилки как можно более удобными для перевозки больного. Но когда у тебя сломаны ребра, да еще и здоровенная рана в боку, то малейшая тряска отдается во всем теле микровзрывами боли. Эуотоосик, конечно, пытался не демонстрировать свои страдания, но нет-нет, а его лицо перекашивала мученическая гримаса… Потому чисто из человеколюбия и почти без всяких задних мыслей я попытался отвлечь его внимание развлекательно-познавательной беседой.
— Дожди. Идут. Часто, — ответил мне он, стараясь выплевывать слова в такт раскачивающейся походке забритых, на которых и была возложена миссия по переноске раненного.
— А снега, значит, нет? — исключительно для поддержания светского разговора о погоде переспросил я.
— Нет. — Может, от холода, а может, от раны, но Эуотоосика знобило и лихорадило. Так что отвечал он весьма односложно.
— А у нас его много бывает, — продолжил я, и закрыв глаза, с ностальгией припомнил родные края. — Иной раз аж по колено, а то и по пояс проваливаешься. Это в городах. А за городом — и выше крыш домов наметает… А холод такой, что плюнешь, а на землю уже ледышка падает! (Это я, конечно, приврал малость, сам-то я больше привык к московским слякотным зимам, но понты, как известно, — дороже денег.)
— Как же вы там живете-то? — Кажется, мне удалось наконец-то разбудить в раненном страдальце пытливого естествоиспытателя и ученого. Несмотря на слабость и мучения от тряски, в глазах его зажглась искорка истинного интереса.
— Одеваем много одежды и в избах огонь постоянно жжем, в печах… Это такие… ну тоже навроде дома, только для огня. Мы из глины специальные такие… ну вроде камешков делаем. Только… (я изобразил руками кирпич). Обжигаем их на манер горшков. А потом из них уже такие, вроде домиков внутри дома делаем… И трубы на крышу, чтобы дым уводить. Стенки печей от огня внутри нагреваются, и тепло долго держат… Так и зимуем.
Видать, изложенные мной сведения показались настолько фантастичными, что Эуотоосик наконец-то сумел отвлечься от телесных ощущений и начал подробно расспрашивать об устройстве домов и печей Великой Окраины… Видать, заранее прикидывал обстановку и условия проживания в своих будущих владениях.
…Очень удачно, что разговор об этом зашел. Тут я хоть знаю, что говорить и как все это описывать. Потому мой голос звучит уверенно, а знание деталей делает рассказ убедительным. Не то что вчера, когда Эуотоосик начал выяснять у меня, как на грядках выращивают котлеты по-киевски и на что они вообще похожи… Я сначала долго мялся, отнекиваясь тем, что я не столько пахарь, сколько воин и лекарь. А потом, сообразив, начал описывать обычную картошку. Для достоверности даже попытавшись вызвать во рту ощущения и вкус тушеной картошки с мясом, чтобы мое лицо достоверно изобразило всю радость и Щастье от поедания подобного продукта. Я вообще заметил, что если врать, подкрепляя свое вранье подобными органолептическими воспоминаниями, получается намного достовернее.
— …А чего в таком холоде живете? — выбрав время, когда в разговоре повисла длительная пауза, вклинился в беседу Асииаак, ревниво идущий по другую сторону носилок. В последнее время наши взаимоотношения опять перестали отличаться особой нежностью и теплотой, вновь передвинувшись в фазу подозрительности и настороженной враждебности. Только вот на сей раз Асииаак
