– Спать будешь тут, на полу. Не очень мягко, но все же лучше, чем на голой земле, – говорю Мишель.
– Поняла. Потерплю, – она усаживается на сложенное одеяло. Обнимает колени руками. Смотрит на меня. Совсем не испуганно. Переоделась в практичный брючный костюм.
– Ты хорошо держишься, Мишель. Молодец. Я боялся, что с тобой истерика случится.
– Привыкла, наверное. Ты вот тоже – словно всю жизнь на войне. Не перестаешь меня удивлять, – тихо отвечает она и неожиданно улыбается. – Ты так не похож сейчас на того Юджина, что летел на Кришнагири. С тобой спокойно.
Под ее взглядом мне хочется что-нибудь такое сделать. Что угодно, лишь бы руки занять. Эти мои чертовы способности. Ненавистный эмоциональный сканер. Ни к чему мне сейчас дрожь в коленках. Не ко времени.
– Извини, что надерзил тебе вчера, – говорю зачем-то.
– Бывает. Ты не со зла, я знаю. Посидишь со мной?
– Посижу. Больше все равно негде, – пожимаю я плечами. Пристраиваю дробовик возле ног. Неловко опускаюсь на одеяло, стараясь не задеть его ботинками. Тяжелый бронежилет и разгрузка так и тянут упасть на спину. Триста двадцатый, не дай мне заснуть.
– Дай мне свой пистолет, – просит Мишель.
– Зачем?
– Я умею им пользоваться, не беспокойся. И под ногами не буду путаться. Просто так. На крайний случай.
Я отстегиваю кобуру. Кладу на одеяло.
– Только не стреляй, когда я впереди. В темноте, да со страху – задеть можешь.
– Не буду. Не волнуйся, – она подворачивает ноги, кладет подушку мне под спину. И неожиданно укладывается головой мне на колени. Ворочается, устраиваясь поудобнее. Сворачивается, как кошка. – Посиди так, – просит меня.
– Конечно, – отвечаю в смятении. И боюсь шелохнуться. Мишель крепко обнимает мои испачканные пылью ноги. Закрывает глаза. Спокойно и размеренно дышит. Но не спит. Улыбается чему-то приятному.
– Я не сказала тебе спасибо, Юджин.
– Да ладно. Ничего особенного. Мы уже друг друга столько раз спасали, что пора воспринимать это как повседневную рутину. Как бритье по утрам. Кстати, о бритье… – я тру колючие щеки. – Не мешало бы мне привести себя в порядок.
– А мне нравится, когда ты колючий, – рука ее касается щетины на моем подбородке. Отдергивается, уколовшись. Снова прикасается. Прохладные пальцы пробегают по щеке. Касаются моих губ. Я тянусь в надежде поцеловать их.
– Может быть, мы с тобой отсюда никогда не выберемся, – шепчет Мишель, не открывая глаз.
– Перестань. Это просто паника. Пройдет. Твой дед пришлет транспорт и мы улетим на Кришнагири.
– На Кришнагири? Почему? – удивляется она.
– Там безопаснее всего. Нам нельзя на имперские планеты.
– Нельзя на имперские планеты? Что ты такое говоришь, Юджин? – она открывает глаза.
– Устал. Расскажу позднее. Не волнуйся, я не сдвинулся.
– Хорошо. Позже, так позже, – шепотом соглашается она. Я поверить не могу, что Мишель способна быть такой покорной.
Она пристально смотрит на меня снизу. Глаза ее жадно перебегают по моему лицу. Какой-то страх внутри нее на мгновенье вскипает волной и тут же уходит, сменившись отчаянной решимостью. Мишель нервно сглатывает, преодолевая себя. И мне хочется, чтобы это мгновение нестерпимого ожидания длилось вечно.
– Я хотела тебе сказать, Юджин… – взгляд ее буквально гипнотизирует меня. Я не могу отвести глаз. – Тогда, после концерта… Ты плохо помнишь, ты был в отключке. Почти в трансе. В общем, тогда ночью… это я была.
– Я знаю.
– Мы тебя выдернули из толпы и привезли сюда. Я сама тебя уложила в постель. Мне стыдно, что я тебе не призналась тогда. Мне казалось, в этом что-то постыдное есть. Вроде бы я воспользовалась твоей беспомощностью. Но ты не думай, я…
– Т-с-с-с… – я прикрываю ей рот ладонью. Осторожно снимаю ее голову с колен. Прикрываю ее тело распахнутым бронежилетом. – Лежи и не шевелись. Молчи. Если кто войдет без предупреждения – стреляй, – добавляю шепотом. Мишель лихорадочно выцарапывает пистолет из кобуры. Кивает. Умница. Подхватываю дробовик. Триста двадцатый беззвучно вопит об опасности. Я щелкаю предохранителем. На цыпочках сдвигаюсь влево от входа. Крадущийся человек замирает у нашей двери.
– Противник вооружен бесшумным пистолетом, – докладывает моя половинка.
Ручка осторожно шевелится. Дверь заперта. Выбить ее нельзя – она открывается в холл.
– Он выбьет замок из пистолета, – подсказывает Триста двадцатый.
И тут же от двери отлетают куски пластика – противник открыл огонь. Хлопки его оружия почти неразличимы. Один, второй, третий. Секунда – двери распахиваются. Я судорожно дергаю за спусковой крючок. Выстрел из дробовика оглушительно бьет по ушам. Меня разворачивает сильной отдачей. Вскрикивает Мишель. Второй раз я стреляю просто наугад. Для верности. Или для самоуспокоения. За стеной хлопает дверь. Гремит очередь из карабина. Топот ног. Началось.
– Юджин, это я! – кричит Мариус. – Не стреляй!
Я выглядываю наружу. Тело в черном мешком лежит вдоль стены. Пыль от сбитой выстрелом штукатурки присыпает его серой пудрой. Еще один труп топорщится выбитыми на спине пластинами бронежилета. Очередь Мариуса отбросила его на середину холла.
– Ты его сделал! Я к дверям. Прикрой! – на бегу кричит Мариус. Прыгает к входной двери. Выглядывает. Тут же отдергивает голову. Пули бесшумно выбивают щепу из косяка над его головой. Шар осколочной гранаты в лапище телохранителя – как невесомая игрушка. Он забрасывает его за дверь. «Граната!» – пинает двери и отскакивает под прикрытие стены. Дверь влетает в холл в клубах пыли и дыма. Со стен неслышно падают керамические горшки с растениями. Неслышно – от того, что у меня уши к чертям заложило. Я узнаю человека, которого убил. Его присыпанные пылью глаза смотрят мне в лицо. Тот самый плотный мужчина, что записывал вчера указания Мишель. Один из боссов Мариуса.
– Обоих парней положил, сука! – зло цедит Мариус и ныряет в дым. Хлопает из подствольника. Снова взрыв. Крики. – Помоги дверь заложить!
Я бросаю ему стулья, проталкиваю в проход массивное кресло. Последним роняем тяжелый шкаф. Стекла из резных дверок вылетают с противным звоном. Битое стекло неприятно хрустит под подошвами. Трудно дышать от пыли и дыма. Мариус молча протягивает мне носовые фильтры. Кто-то громко стонет в коридоре снаружи.
– Почему турель не стреляет? – спрашиваю я.
– Извини. Я виноват. Решил, что ты того, перестраховываешься, – угрюмо отвечает Мариус. Копается с кодовым блоком турели. – Пригляди пока за дверью.
И тут же в перекошенную входную дверь, заваленную мебелью, начинают стучать прикладами.
– Эй, Мариус, – оживает переговорник на плече у телохранителя. – Не дури. Открывай.
