Мы с Вирджинией повернулись спинами друг к другу — чтобы переодеться. Она облачилась в брюки и куртку, я — в эластичную вязаную одежду, годящуюся мне и в волчьей ипостаси. Мы надели шлемы, нацепили свое снаряжение и обернулись. Она прекрасно смотрелась даже в этом одеянии — зеленом и мешковатом.
— Что ж, — сказал я тихо, — пойдем?
Разумеется, страха я не испытывал. Каждый новобранец, вступая в армию, получает прививку от страха. Но то, что нас ожидало, мне не нравилось.
— Думаю, чем раньше мы выедем, тем лучше, — ответила она и, шагнув к выходу, свистнула.
Помело спикировало, приземлившись рядом с нами. Яркое покрытие было с него ободрано для лучшей маскировки, но метла и сама по себе была хороша. Пенопластовые сиденья прекрасно гасили ускорение, а с умом спроектированные спинки походили на те, что использовались в армейских машинах.
Управлял помелом приятель Вирджинии — громадный кот, черный, как непроглядная ночь, и с недобро поблескивающими глазами. Он изогнулся дугой, с негодованием зафыркав. Погодно-предохранительные чары не давали дождю коснуться его, но сырой воздух коту не нравился.
Вирджиния почесала его под подбородком.
— О Свартальф,[7] — прошептала она. — Хорошая киса, эльф мой драгоценный, принц тьмы… Если мы переживем эту ночь, ты будешь спать на воздушных, как облако, подушках, ты будешь пить сливки из золотой чаши…
Котяра навострил уши и заурчал, как мотор.
Я взобрался на заднее сиденье, удобно устроил ноги на стременах и откинулся на спинку. Девушка, сидевшая передо мной, негромко запела, склонившись к метле. Помело резко рванулось вверх, земля провалилась, лагерь скрылся во мгле. Мы с Вирджинией обладали колдовским зрением (если точнее, видели в инфракрасном спектре), так что в освещении не нуждались.
Помело поднялось над облаками. Вверху был виден гигантский звездный свод, внизу — белесый крутящийся сумрак. Мельком я заметил пару описывающих круги «П-56». Патруль. Каждый «П-56» состоит из шести крепко связанных между собой метел, способных поднять груз брони и пулеметов. Мы оставили их позади и устремились на север.
Держа на коленях автомат, я сидел, слушая свист проносившегося мимо воздуха. Внизу смутно виднелись очертания холмов. Я заметил редкие вспышки. Артиллерия вела дуэль. На таком расстоянии невозможно с помощью колдовства сбить снаряд с курса или взорвать броню. Ходили слухи, что «Дженерал Электрик» работает над прибором, способным произнести заклинание в течение нескольких микросекунд, но пока большие пушки продолжали свою беседу, не опасаясь чудес техники.
Тролльбург лежал в каких-то нескольких милях от наших позиций. Я видел его. Город расстилался внизу, затемненный от наших бомбардировок. Как было бы славно, если бы у нас оказалось атомное оружие! Но пока тибетцы вращают свои колеса, молясь о предотвращении атомной войны, такого рода идеи останутся ненаучной фантастикой.
Кот вытянул трубой хвост и мяукнул. Вирджиния наискось направила метлу вниз.
Мы приземлились в гуще деревьев, и она обернулась ко мне:
— Их дозоры, должно быть, поблизости. Я не решилась сесть на крышу. Нас было бы слишком легко заметить. Придется отправиться отсюда.
Я кивнул:
— Годится. Подождите минутку.
Я осветил себя фонариком. Как трудно было всего десять лет назад поверить, что трансформация может не зависеть от наличия луны! Затем Вирнер доказал, что этот процесс — просто результат воздействия поляризованного света с правильно подобранной длиной волны на щитовидную железу. И корпорация «Поляроид» сделала очередной миллион долларов на «линзах превращения». Нелегко идти в ногу с нашим ужасным и удивительным временем, но я бы не сменил его ни на какое другое.
Превращение обычно начинается с того, что ты весь будто покрываешься рябью и начинаешь дрожать. Меня пронзила смешанная с восторгом боль, потом короткое похмельное головокружение. Атомы перегруппировались, образуя новые молекулы. Некоторые нервные окончания удлинились, другие, наоборот, исчезли. Кости на мгновение сделались текучими, мышцы растягивались, словно резиновые. Затем тело стабилизировалось. Я встряхнулся, просунул хвост через клапан облегающих брюк и ткнулся носом в ладонь Вирджинии. Она потрепала меня по шее, позади шлема.
— Ну что, — шепнула она, — в путь…
Я повернулся и нырнул в кустарник.
Многие пытались описать возникающие при превращении ощущения, но все они потерпели неудачу. Ибо нет в человеческом языке подходящих слов. Зрение сделалось менее острым. Очертания звезд над головой расплылись, мир стал плоским и бесцветным. Зато я ясно слышал все звуки ночи. Эти звуки превратились почти в рев; это были сверхзвуки.
Целая вселенная запахов била в ноздри. Аромат мокрой травы и почвы, где кишели спешно спасающиеся бегством полевые мыши. От мышей исходил горячий запах, чуть сладковатый. Отчетливый запах оружия, масла, нефти. Неясная вонь дыма… Бедное человечество, с притупленными чувствами, равнодушное к этому изобилию!
Труднее всего передать, что представляла собой моя психика. Я был волком. Волком, у которого нервы, жилы и инстинкты — волчьи. И волчий же, острый, хотя и ограниченный, разум. Я сохранил человеческую память, и цели мои были целями человека, но все это сделалось каким-то нереальным, грезоподобным. Мне приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не пуститься в погоню за первым же попавшимся зайцем. Неудивительно, что в былые времена оборотни заслужили дурную славу. Это было еще до того, как мы поняли, что превращение включает и изменение психики. До того, как оборотням начали с детства давать надлежащее воспитание.
Мой вес — сто восемьдесят фунтов, а закон сохранения материи соблюдается при превращениях столь же строго, как и все остальные законы природы. Так что я был весьма крупным волком. Но я с легкостью скользил сквозь кусты, мчался вдоль лугов и оврагов — тень среди прочих движущихся теней.
Я уже почти проник в город, когда уловил запах человека и приник к земле. Серый мех дыбом встал на загривке. Я ждал. Мимо прошел часовой. Это был высокий бородатый мужчина. Его золотые серьги слабо поблескивали в свете звезд. Обернутый вокруг шлема тюрбан казался огромным на фоне Млечного Пути.
Я дал ему пройти и двинулся следом, пока не увидел следующего караульного. Часовые были расставлены вокруг всего Тролльбурга. Каждый расхаживал по дуге в сто ярдов, встречаясь на ее концах с напарником. Нам будет непросто…
Какой-то неясный шум отозвался в ушах. Я пригнулся, стараясь слиться с землей. Вверху, словно привидение, проплыл один из ковров-самолетов. Я увидел два пулемета и мужчин, сидящих на корточках за ними. Ковер неспешно летел на малой высоте, описывая круг над кольцом караульных. Тролльбург хорошо охранялся.