Внутри дверца была оклеена вырезками с портретами теперешних кумиров. Гилбрин усмехнулся, но тут же выяснил, что одна из картинок в верхнем углу оказалась фотографией.
Парень в кожаной куртке. С одного взгляда понятно, что мозгов у него кот наплакал, но зато как раз такое лицо, от которого млеют старшеклассницы. Бродяга хорошо знал этот тип, такие обращаются с женщинами, как с пустой оберткой, а мужчин, подобных ему самому, делают жертвой своего извращенного чувства юмора. Когда в Гилбрине проснулась его истинная личность и, соответственно, его мощь, он рассчитался с каждым из своих мучителей полной мерой.
Он потер руки, забавляясь мыслью о предстоящей встрече. То, что эта Мария Фортуна была именно его Майей, он уже не сомневался: ее вещи передавали ему ощущение ее личности. Теперь оставалось только ждать. Гилбрин закрыл шкафчик и приготовился ждать, встав у стены чуть дальше по коридору. Он проделал долгий путь, можно ведь и подождать немного.
Прошла целая вечность. Гилбрину именно так и показалось, хотя школьные часы в холле утверждали, пришли и ушли лишь пятнадцать минут. Где она может быть?
Вдруг он почувствовал, что она приближается. Через секунду он услышал глубокий, но мелодичный женский голос.
Она смеялась. Голос был иным, но ритм и тембр явно ее.
Некоторые вещи не меняются.
Из-за угла показались два подростка, оба более высокие и физически зрелые, чем их сверстники. Мука юной любви сцепила их тела. На ходу они умудрялись страстно целоваться. Парень оказался как раз тем жеребцом с фотографии.
Гилбрин это отметил и больше на него не взглянул. Важно было лишь то, что девушка, прильнувшая к его груди, была не кто иная, как Майя.
Пока парочка двигалась к ее шкафчику, у Бродяги было время рассмотреть девушку. Мария Фортуна была Майей де Фортунато, отрицать это невозможно. Даже будучи подростком в этом варианте земного мира, она выглядела слишком крупной. Богиня среди смертных. Почти на восемь дюймов выше, чем пять футов четыре дюйма Гилбрина. По каким-то причинам он всегда возрождался низкорослым. Один раз только он оказался выше, чем пять футов шесть дюймов, и То лишь на дюйм.
Ее волосы цвета воронова крыла были густыми и длинными, глаза же оставались серебристо-голубыми — единственный стоящий дар ее отца. Ее губы, доставшиеся ни за что ни про что этому безымянному возлюбленному, были полными и яркими, а кожа смуглой, что создавало эффект испанки. А что касается фигуры… Гилбрин ухмыльнулся, ха, он тоже человек.
Когда стало ясно, что пара не собирается размыкать объятия еще какое-то время, Гилбрин вздохнул и решил, что больше ждать не может. Он предполагал, что Майя ему будет даже благодарна за то, что он прервал эту сцену, когда пробудится ее истинная личность. По крайней мере он на это надеялся. Что же касается ее возлюбленного,
то ни его мысли, ни поступки Бродягу не интересовали. В конце концов, этот парень просто преходящая жизнь, а не один из Странников.
Он хотел было заговорить, но передумал. Шутник по натуре, он не мог упустить случая позабавиться.
Все еще незамеченный, он подождал, пока они снова обнялись. Когда их страсть достигла самого пика, он протянул руку и коснулся ее плеча, прошептав:
— Майя, дорогая, пора очнуться.
Энергия потекла по его пальцам в ее тело.
За прядями волос ему не было видно лица, но он почувствовал, что все получилось, когда увидел, как напрягся каждый великолепный мускул ее тела. Мгновение застыло… Затем с громадной силой она оттолкнула к шкафам ничего не подозревающего парня, проклиная его на дюжине языков, усвоенных в разных столетиях. Парень забормотал что-то во вполне понятном смятении.
Насытив собственное чувство юмора, Бродяга перехватил контроль над разумом парня, заставив того застыть на месте с все еще обиженной миной на физиономии. Никто, разумеется, не подошел посмотреть, что случилось. Гилбрин заранее принял меры.
— Ах шайтан! Это уже предел! — продолжала ругаться Майя. Она не заметила ни странной позы своего возлюбленного, ни безразличия бродящих поблизости учеников.
Гилбрин сделал к ней шаг:
— Предел, дорогая? Я думал, он тебе по душе. Боялся, что ты будешь недовольна, что я разбудил тебя в такой романтический момент.
— Гилбрин! — вскричала она с гневом и удивлением в голосе, поворачиваясь к нему лицом. — Чертов клоун.
— Я не обижаюсь. Космос сотворил тебя такой. Что касается твоего вкуса в отношении любовников… Животные инстинкты, знаешь ли, сказываются, дорогая.
Взглянув на свои яркие одежды и тело, Майя снова выругалась:
— Мы, представляешь…
Она посмотрела на своего бывшего возлюбленного, и в глазах ее снова вспыхнул огонь, но любви больше не было.
— Представляешь, мы… во время ленча… у него в машине… Чертова тачка!
— Представляю. С девушками это бывает. У меня самого в выпускном классе была машина, и два года в колледже. — Он подмигнул ей.
— Я его в порошок сотру!
Она подняла руку, но Бродяга перехватил ее, чтоб не наделала глупостей.
— Где же та расчетливая Майя, которая всегда заставляла меня сдерживать свои страсти? Не делай глупостей! Я уже и так намозолил здесь глаза, и теперь нам надо поскорее убираться.
— Он… — Она опустила руку, но злость еще не прошла. — Проклятие.
— Майя, дорогая, твои поступки — это все равно твои поступки. Не забывай этого. Если бы тебе и правда было семнадцать, то есть твоему настоящему естеству, он бы тебе вполне мог нравиться. На время, — быстро закончил он, увидев, что ее гнев обращается на него.
— Я хочу уйти.
Гилбрин кивнул:
— Обязательно. Надо только кое-что уладить. Ты хочешь забрать что-нибудь из шкафчика? Вырезки из журналов, еще что-нибудь в этом роде?
Она проигнорировала издевку, снова упершись мрачным взглядом в смертного юношу. Мрачным, но, может, и чуть-чуть грустным тоже. Гилбрин притворился, что ничего не заметил. Майя не могла зачеркнуть воспоминания этого своего рождения, хорошие воспоминания и плохие тоже. Он и сам кое-что вспоминал, родителей, сестру, которых не смел больше видеть. Все это уже было столько раз, следовало привыкнуть. Но привыкнуть не получалось. Сколько любимых и дорогих оставлял каждый из Странников? Скольких оставил он сам? Больше, чем ему хотелось.
— Готово, — прошептал он с легким сожалением минутой позже. Стирать прошлое было всегда нелегко, даже чужое прошлое.
Наконец Майя встретилась с ним взглядом, молча благодаря его за то, что он сделал ее работу.
— А шкафчик?
— Пустой. Замок сломан, его нелегко будет починить.
Никаких следов. Твое дело уже уничтожено, и никто не вспомнит, что я сюда приходил. Но у твоего дома придется остановиться, надо убрать все улики из твоей комнаты.
