Наверное, этого он ей и не простил.
Ларочка, в отличие от мамы, не говорила: «Если ты такой умный, то почему ты не богатый?» Ларочка шептала: «Милый, еще чуть‑чуть, и о тебе снова заговорят. У нас все будет. Мир ляжет к твоим ногам». Стареющей певичке было страшно остаться одной. Отец оказался в ее постели, некоторое время жил на два дома, а потом съехал окончательно. И с матерью развелся.
С тех пор они с Ларочкой пытались стать знаменитыми.
А Катя с мамой пытались жить.
– Я звонил Иосифу, – со значением произнес отец, – он сказал, что сейчас пока рановато. Но месяцев через шесть он подумает насчет тура.
– Это все «Фабрика», – подала голос Ларочка. – Телемальчики клонированные. Оккупировали все приличные площадки в стране. Ужас!
– Бездарности!
– Тупицы!
Суп съеден, вина в бутылке осталось лишь на донышке, и покрасневший отец оседлал любимую тему.
– Все карты спутали, мерзавцы! Пипл тупой, хавает всякую дрянь. «Ла‑ла‑ла». «Уси‑пуси». Тьфу! Концептуальная музыка никому не нужна! Смысл в текстах не ищут, уроды!
– Твой отец гений, – заявила Ларочка. – Как раз вчера он сочинил потрясающую песню.
Катя вежливо улыбнулась.
– Я еще не репетировала, но для тебя могу спеть.
– Это завистники! И бездарности! Лезут из всех щелей.
– Там такой припев…
– Конечно, у них деньги на раскрутку. По ящику – они. В рекламе – они. Конечно, их знают.
– Великие строчки! Гениальный текст!
– Песни, что на «Фабрике» поют, я за пять минут пишу! И выбрасываю! Потому что мне стыдно их показывать приличным людям. Я – художник…
Старый кирпичный дом, в котором жил Николай Александрович Шепталов, Катя нашла не сразу. Во‑первых, она вообще с трудом ориентировалась в незнакомых местах, а во‑вторых, шестой корпус Шепталова оказался довольно далеко от улицы, и девушке пришлось побродить по дворам, путаясь в лабиринте сквериков, детских площадок, гаражей, неожиданно появляющихся заборов и помоек. В какой‑то момент она даже собралась плюнуть на все, но упрямство, а также неприятные воспоминания о ночном кошмаре заставили ее двигаться вперед. Катя понимала, что, если она бросит свою затею на полпути, страшное видение вернется. И это понимание помогло ей продолжить поиски спрятавшегося среди кленов и тополей шестого корпуса и в конце концов найти его.
И найти Шепталова.
Гроб как раз вынесли из подъезда и принялись грузить в автобус. За происходящим внимательно наблюдала небольшая группа родственников в траурных одеждах. Одна из женщин плакала, лысый мужчина негромко руководил погрузкой, остальные собравшиеся молчали.
Приближаться к ним Катя не стала. Медленно прошла через детскую площадку и остановилась за спинами зевак.
– Молодой совсем, – вздохнула старушка в черном платке.
Традиционная фраза, обязательно звучащая при известии о смерти. Сколько бы ни было покойнику лет, найдется среди провожающих такой, кто сочтет своим долгом напомнить: «Молодой какой, ему бы еще жить да жить…»
– Сорок девять, – добавила тетка в красном плаще.
– А что случилось? – Это другая тетка, с пакетом в руке. Шла из магазина и заинтересовалась.
– Рак у него был, – поведала старушка. – Неоперабельный, потому что нашли поздно. Мучился Коля, мучился да и помер. Кто‑то далее говорит: облегчение ему вышло. Вот.
– Страшное дело, – вздохнула тетка.
– Кошмар, – согласно кивнула старушка и перекрестилась.
Гроб погрузили, родственники заняли места в автобусе, и печальный кортеж выехал со двора.
– В последний путь, так сказать…
– Ни детей, ни жены, – продолжила вздыхать старушка. – Был Коля Шепталов, и нет его.
– К нему вроде женщина какая‑то ходила?
– Медсестра.
– А квартиру он приватизировать успел?
– Вряд ли, – подумав, бросила тетка в красном, – а то с чего бы это родственникам такими хмурыми быть? Теперь непонятно, кому жилплощадь достанется.
– Знамо кому: новому русскому какому‑нибудь. Район у нас видный, сразу налетят, вороны…
Слушать разворачивающуюся дискуссию о квартирах, бандитах и взяточниках из префектуры Катя не стала. Закурила, развернулась и побрела к метро.
«Я позвонила, и он умер».
«Я позвонила, и он умер».
Думать о чем‑то другом девушка не могла.
«Я позвонила, и он умер».
А вечером она впервые услышала в телефонной трубке глубокий голос незнакомки:
«Катерина?»
«Да».
«Не стоит пугаться того, чего не изменить. Прими свой дар как должное».
«О чем вы говорите?»
«Ты знаешь, о чем».
«А если не знаю?»
«В таком случае я говорю о том, что ты видела сегодня возле шестого корпуса…»
Катя выключила все находящиеся в доме телефоны и, сжавшись в уголке дивана, просидела без сна почти до утра.
Включая и выключая ночник.
Изредка всхлипывая.
А на следующий день, вернувшись из школы, Катя нашла в почтовом ящике небольшую бандероль, отправленную на ее имя. В пакете, который она вскрыла прямо возле ящика, оказалась записная книжка и клочок бумажки с наспех нацарапанными словами: «Людмила Викторовна Засорова».
Судя по датам рождения и смерти, Людмила Викторовна скончалась накануне.
* * *
– Оба‑на! Кого я вижу!
Черная «шестерка» с тонированными стеклами резко остановилась, преграждая Кате дорогу к дому.
– Кэт!
Виталик всегда называл ее так: «Кэт». С претензией на знание английского.
– Как дела, Кэт? Гуляешь?
– Домой иду.
– Прокатиться не хочешь?
Виталик покинул водительское сиденье и подошел ближе, почти вплотную. Крепкий, широкоплечий, на полголовы выше девушки. Его побаивались. Его и Сулеймана из седьмого дома, что раскатывал по дворам на подержанном «бумере». Эти двое были последними людьми, которых Катя хотела бы встретить на пустынной вечерней улице. И вот на тебе – повезло.
– Поехали?
– Не хочу.
– Почему?
– Кэт, чего ты мнешься? Поехали на шашлык, пока погода хорошая! Зима скоро!
Это Олег с переднего сиденья крикнул. И ухмыльнулся. А за его спиной, на заднем сиденье, Катя увидела улыбающуюся Зинку, держащую в руке банку с «Отверткой». И еще одного парня, Вовку, наверное, эти трое всегда вместе болтаются.
