На несколько минут в комнате воцарилось молчание. Алексей опустил глаза — Соболев прав, он, Орлов, ведёт себя, как ребенок.
— Прости, — сказал Алексей, ощущая стыд и щемящую боль в груди. — Ты прав.
Соболев притушил сигарету. С мрачным, задумчивым видом он крутил бычок, вжимая его в расцарапанное металлическое дно пепельницы.
— Ты сам знаешь, насколько редка сейчас аллергическая реакция на радиоактивную пыль, — наконец произнес Михаил, откидываясь на спинку кресла и складывая руки на груди.
— Два процента, — сказал Алексей. «Какая страшная цифра…», — вдруг подумал он. — Два процента вероятности. В восемь раз меньше, чем у всех «постъядерных детей», родившихся в бункерах. И в двадцать раз меньше, чем у всех нас, родившихся вне карантина.
— В бункерах их прививают сразу. Ты сам знаешь, что терапия против этой дряни была придумана ещё до войны, — прохрипел Соболев, невесело и горько усмехаясь. — Они же знали о том, что радиационная аллергия будет развиваться после катастрофы. Они всё прекрасно знали.
В кабинете архонта снова воцарилось напряженное молчание. Орлов понимал только одно — его, Алексея, возмущение, ярость и гнев бессмыслены. У него нет выхода — Машу нужно было отдать в «Адвегу». Только так её можно было спасти. И если его туда не пустят, значит, он туда не пойдёт. Он будет ждать её все эти чертовы тридцать лет. И вернется за ней к дверям проклятого бункера ровно в тот день, когда её терапия будет закончена.
— Ну, так что? — спросил Соболев, прищурив глаза и вглядываясь в лицо Орлова.
Алексей прикрыл глаза, ощущая, как сильно разрывается его сердце от боли.
— Сообщи ребятам, что мы выдвигаемся через несколько часов.
* * *
Управитель бункерного комплекса «Адвега», Сергей Сухонин, был мужчиной средних лет, скупым на эмоции, чем-то интересным внешне и очень придирчивым по характеру. Он пытливо всматривался в напряженное лицо Алексея на протяжении двух долгих минут, пока Орлов стоял напротив него, держа спящую дочь на руках.
Маша была одета в старое вязаное платье и ветровку, её короткие такие же тёмные, почти чёрные, как и у отца, волосы были взъерошены, большую часть детского личика закрывала довоенная респираторная маска.
Какой же маленькой и беззащитной казалась сейчас Алексею его дочь…
Нет, она всегда ему такой казалось. Она такой была. И теперь…
Алексей огляделся.
Здесь, в полутёмном коридоре с низким потолком не было никакой мебели. Орлов заметил лишь пару коробок, лежащих у стены коридора и один старый сломанный стул. Позади Сухонина стояли два охранника из службы безопасности «Адвеги» — два огромных бугая в светло-голубом камуфляже, чёрных шлемах и пуленепробиваемых жилетах.
Орлов едва сжал губы в напряжении, наткнувшись на выжидательный взгляд управителя бункера «Адвега». У него были светло-карие глаза и смуглая кожа, тёмные, уже кое-где с сединой волосы, широкий нос и крепкий подбородок. Во всём внешнем виде Сухонина так и читалась уверенность и железная непоколебимость. И в том, что управитель был сложным человеком, Орлов ни на минуту не сомневался. Алексей нахмурился. Сухонин слегка наклонил голову в бок, цинично улыбнувшись. Алексей сразу заметил на его шее небольшую татуировку — знак бункерного комплекса «Адвега»: щит с крылатым мечом и названием бункера. Такие татуировки набивались всем жителям «Адвеги».
Алексей прищурил глаза, их можно было увидеть и у охранников.
Такую же сделают и Маше, подумал Орлов, ощущая холодный ужас, шевельнувшийся где-то внутри.
— Бункерный комплекс «Адвега» — это не заросший плесенью городишко под Звенигородом. Это самое безопасное место, из всех, какие только вообще можно представить в этом гиблом мире. Я беру твою дочь на лечение только потому, что ты когда-то спас жизнь моей дочери, — медленно произнёс Сухонин, прикрывая глаза. — Не думай, что я собираюсь каждые выходные писать тебе письма о том, как твоя дочурка превращается в невоспитанного монстра. Спольников будет вести её терапию. Как ты знаешь, твоя дочь должна будет находиться в карантине не менее тридцати лет. Если ты появишься здесь хоть на один день раньше, я сам пристрелю тебя. — Сухонин, не дожидаясь ответа, повернулся к одному из охранников. — Забери девчонку.
Алексею захотелось подбежать к управителю и как можно больнее врезать ему за всё, что он только что сказал. Колоссальным усилием Орлов заставил себя успокоиться — сейчас не самый удачный момент, чтобы поддаваться на такие дешёвые провокации. В конце концов, Сухонин только и мечтает придраться к нему.
— Обещай, что её жизни ничего не будет угрожать, — срывающимся голосом потребовал Орлов.
Он едва помнил себя от отчаянного ужаса, наблюдая за тем, как с его рук огромный бугай забирает его единственную дочь.
Сухонин едко улыбнулся, жестко глядя на Алексея.
— Я ничего тебе не обещаю, Орлов, — тихо и язвительно произнес управитель. — Я выполню свой долг — я спасу жизнь твоей дочери. Мы договаривались о лечении. Хорошо. Ты получишь то, что просишь — я вылечу её. Ну а что касается остального, то тут я ничего тебе гарантировать не смогу.
Орлов, не скрывая гнева, ринулся вперёд.
— Сухонин! — заорал Алексей. — Я убью тебя, если с моей дочерью что-нибудь случится! Через тридцать лет, чёрт тебя дери, я вернусь сюда и если с ней…
Орлов наткнулся на мощное плечо одного из охранников. Бугай схватил его и отбросил назад. Когда Алексей опомнился, бетонная дверь на другом конце коридора была уже закрыта.
Я родилась в 2048-м году в мире, в котором уже не было жизни, в котором не было ничего, кроме ужаса, страдания и бесконечных смертей. В мире, который уже был уничтожен людьми задолго до моего рождения.
Тридцать лет назад от моего рождения вооружённый конфликт между сильнейшими державами мира привел к тому, что была использована самая страшная сила человечества — ядерное оружие.
Тогда, до 2018-го года, у людей было всё, чего только можно было пожелать на сегодняшний день: необыкновенные технологии, ресурсы, защищённость, а главное — прекрасный, здоровый и цветущий мир вокруг.
Но люди тех лет не видели правды — они купались в сладкой, но гнилой насквозь карамели лжи, капитализма и потребительства, они хотели всё больше и больше грязи — власти, денег, разврата и ненависти…
Они хотели войны.
Я родилась спустя тридцать лет после окончания вооруженного конфликта, ставшего апофеозом людской ненависти и растлевающего мир зла.
И к моему великому счастью, я родилась в стране, которая и по сей день не переставала поддерживать истинные стремления и ценности жизненного пути человека.
