— чего, а покойников в нашей земле не сосчитать. Пока жгли из по завету предков, так и жили горя не знаючи. А с этим новым богом, которого нам уж который год насаждают покоя не будет. Тут уж сама мать природа бунтует….
Хлопец отвлекся от пламенной речи мельника и с удивлением начал рассматривать дальний правый угол. Горящие свечи выделяли из полумрака небольшую резную фигурку. Круг, окружённый будто бы языками пламени, а в середине полуоткрытый глаз.
— И вот поэтому всякая нечисть и волю почувствовала. — Не унимался мельник. — Потому что покон не блюдём.
— Может быть и так. — Пожимая плечами ответил корчмарь. — Да вот только ты меня знаешь, я привирать не привык. Что на уме, то и на языке.
В корчме повисла тишина. Стало слышно, как вдали заржали кони, чувствуя скорый отдых. По дороге звонко шелестя колёсами приближалось что — то громоздкое на слух. Щука было поспешил к выходу, когда его руку перехватил мельник.
— Постой, я еще главного не спросил.
— Давай потом. Ты же видишь гости у меня. — Торопливо ответил корчмарь. Вслушиваясь в крики, раздающиеся на улице. Судя по всему, прибыли новые гости. А это значит нужно бежать на кухню, давать нагоняя ленивому повару. Что б быстрее готовил. Да еще успеть залезть бы в подпол. За холодным квасом да копченным окороком. Спустя года торговли корчмарь готов был на слух отличить дорогую упряжь с бричкой, от сельской лошадки с телегой. Подсчитывая в голове возможную прибыль, он было дернулся к выходу, да так что едва не вырвал кисть. Хватка у мельника была мёртвой.
— Ты знаешь вот этого парю? Скорей всего ты его вчера здесь видел….
— Нет. Его ни вчера, ни ещё когда-либо здесь не было. Ты сам знаешь какая у меня память на лица. — Морщась отвечал корчмарь.
— А ты присмотрись. Авось узнаешь….
— Корчмарь! Корчмарь! Где ты бесов сын! — Донеслось тем временем с улицы.
— Сказано тебе! — Наотрез отрубил Щука. — Его ещё когда с тобою первый раз увидел, подумал откуда такой сыскался? Сам знаешь все дороги через меня ведут.
На пороге возникли две фигуры, облачение в кожаные доспехи. Двое матёрых бородатых рубак. Сжимали в руках походные шлемы. На поясе у каждого по короткому, широкому мечу и боевому топору, на длинной деревянной рукояти. Бросив оценивающий взгляд на присутствующих, воины направились в противоположный угол корчмы. Громко звеня выпиравшей из-под доспеха кольчугой.
— Тут вот какое дело. — Не обращая внимание на прибывших, будто как ни в чем не бывало продолжал мельник. — Этого парнишку мои сыновья вчера около твоей помойной дыры нашли. Раздетого, с разбитой башкой.
— Не дыра и не помойка. — Еще более багровеющими глазами отвечал корчмарь. — А если уж хочешь знать так вчера здесь кроме твоих двоих сынов и не было никого. Они на пару по два кувшина медовухи вылакали, да еще один в дорогу взяли. А к вечеру такая буря поднялась, какие тут уж гости.
Захар задумчиво почесал затылок, тем временим как сыновья готовы были сквозь землю провалиться. Лишь бы быть подальше от гневного батькиного взгляда. После короткой паузы изрек:
— Хлопчик этот ни хера не помнит. Ни племени своего ни роду. Ни даже имени. А ребята мои нашли его рядом с твоей корчмой, сразу же за тем как грянула буря.
— И молния как жахнет! — Подтвердил Буян.
— Молния значит? — Задумчиво произнес корчмарь, косясь в дальний конец корчмы. Туда где уже нетрепливо его сверлили взглядами воины. — Так назовите его громом. Он ведь опосля молнии.
— Гром у нас уже в селе есть. — Встрял в разговор Буян. — Сын горшечника. Сызмалу животом мается. Подле него дышать нечем. Глаза режет.
Услышав шутку брата Братислав заржал аки конь. Немного походя Захар присоединился к сынам.
Корчмарь нахмурившись посмотрел на гогочущую семейку. Задумчиво изрёк:
— Бабка моя молнии и гром, всё одно называла Перушами. Будто бы придёт пора, когда они весь мир, порушат. Если он имени своего не помнит, стало быть ему Перуном.
— Перуном? — Хмыкнул Братислав. — Что за имя для мужчины?
Мельник от неожиданности было попустил хватку чем и воспользовался корчмарь. Тут же свинтив в другой конец корчмы.
— Пойдём ребята. — Раздосадовано вздохнув молвил Захар. — Здесь мы ничего не узнаем. Поедем лучше к нашему старосте. Авось он что и придумает, как быть с нашей находкой. А ты как тебя там…. Перун. Сходи-ка лучше в хлев, да запряги нашу лошадь. Да поживее! Буян ступай с ним, быстрее дело будет.
На выходе из корчмы мельник столкнулся нос к носу с рослым, широкоплечим рубакой. От которого так и веяло смертью. Седобородый, но еще далеко не старик. Воин преградил собою дверной проём. Не желая уступать. Захару и сыновьям лишь и оставалось что дать дорогу покорно склонив головы.
Около каменной стены простаивала запряженная белой тройкой бричка. Около которой хлопотал местный парнишка конюх. Найдёныш посмотрел вдаль. Туда куда шла накатанная вдоль лугов дорога. Туда где начинался редкий лес. Чем дальше вглубь, тем более тёмный и устрашающий своею загадочностью.
— Садись Перун, уснул что ли? — Оборвал мысли голос Буяна.
Троица уже поджидала его сидя на телеге. На сей раз братья сжалились над ним оставив немного места. Пронзительно скрипнув колесами телега не спеша покатилась в сторону села.
Глава 2
Дворов в селе было не более двух десятков. Окромя крепких, коренастых срубов коими было застроено всё Рубежное. Да пары покосившихся землянок, укрытых мхом. С краю села у самой речки, возвышался добротно сложенный дом кузнеца. Местного умельца в подковывании лошадей и ковке отменных боевых топоров. Коими не брезговали закупаться даже дружинники князя.
В селе имели место быть: центральная площадь, служившая для сборов и редких радостных гуляний. Приезжающей со Старгорода ярмарки со скобарями. Свежи срубленный храм нового бога, пока пустой с единственным жрецом. Подпирающим распахнутые ворота. И каменную таверну на окраине, придающую поселению особый статус.
Дорожный тракт ведущий от Старгорода в восточные земляные наделы и имения господ бояр, пролегал через густой, дремучий лес. В
