– Я ни от кого не убегал.
Седовласый усмехнулся.
– Конечно. Так что ты натворил, дружок? Признавайся, если хочешь, чтобы я тебя освободил.
Егор снова подергал ногой, скрипнул зубами и ответил:
– Украл из гастронома шоколадный батончик.
Старику ответ понравился. Он кивнул головой и удовлетворенно произнес:
– Наглый, упрямый, дерзкий. Ты определенно тот, кто мне нужен.
Произнеся эту загадочную фразу, седовласый незнакомец шагнул к Волчку и протянул руку, словно собирался ощупать ему лицо. Егор отдернул голову и яростно прошипел:
– Только прикоснись ко мне, старый похотливый козел! Я тебя так отделаю, что места живого не останется!
Старик замер, удивленно глядя на Волчка. Наконец, он сообразил, чем вызвана столь яростная реакция парня.
– Вон ты о чем. – Старик хмыкнул. – Уверяю тебя, я не тот, о ком ты подумал. Я не «старый похотливый козел». Я – старый изобретатель. У меня своя лаборатория.
Слова незнакомца ничуть не успокоили Егора. Напротив, после слов про лабораторию его прошиб пот. В голову ему пришла новая догадка, еще более жуткая, чем прежняя.
– Собираетесь продать меня на органы?
Старик тихо засмеялся.
– Неплохая идея! – похвалил он. – Если бы у меня было время, я бы обязательно ее обдумал. Но в данном случае твои органы меня совершенно не интересуют. Ни внешние, ни внутренние. Мне нужен помощник.
Егор быстро облизнул пересохшие губы и спросил:
– Для чего?
– Для одного эксперимента. Протяни, пожалуйста, руку.
– Зачем?
– Хочу взглянуть на твою линию жизни.
Егор снова попробовал вытянуть ногу из-под балки, но ловушка держала ступню крепко, и шанса высвободиться самостоятельно у Егора не было ни одного. Сцепив зубы, он протянул старику левую руку.
– Надеюсь, вы не собираетесь перерезать мне вену? – мрачно пошутил он.
Старик не ответил. Он достал из кармана какой-то блестящий предмет. Холодный металл коснулся кожи Егора, раздался тихий щелчок, и на его запястье сомкнулся металлический браслет.
– Что это? – испуганно спросил Егор. – Зачем?
Старик нажал на какую-то кнопку, и в месте сцепления замка на браслете зажегся красный огонек.
– В браслет вмонтирована частица взрывчатого вещества большой разрушительной силы, – сказал старик, глядя на Егора черными, пронзительными глазами. – На куски он тебя не разорвет, но руку отхватит до самого плеча. Взрыватель получает сигнал от сенсора, считывающего альфа– и бета-волны моего мозга. Стоит мне только пожелать – и твоя левая рука останется только в воспоминаниях.
Старик замолчал, спокойно и внимательно глядя на Волчка. Волчок обдумал его слова и сказал:
– Вы врете. Таких технологий не существует.
Седовласый мерзавец улыбнулся.
– Я же тебе сказал: я изобретатель. И далеко не из последних. Хочешь рискнуть – валяй. Но не говори потом, что я тебя не предупреждал.
На это Егору нечего было возразить. Старик кивнул.
– Я знал, что ты благоразумный парень. А теперь пора тебя освободить.
Старик поднял с земли обломок железной трубы, вставил один его конец под балку, а на другой навалился всем телом.
– Тяни! – приказал он.
Егор потянул. Нога выскользнула из углубления, Егор инстинктивно подтянул ее к себе и быстро откатился в сторону. Он был свободен.
Старик выпрямился, достал из кармана плаща носовой платок и вытер потное лицо.
– Давай-ка проверим ногу, – предложил он затем.
Егор не стал возражать. После тщательного осмотра старик вынес вердикт:
– Кость цела. Да и кожа особо не задета. Поболит пару дней, а потом пройдет, даже хромоты не останется.
– Рад это слышать, – сказал Егор, хмуро глядя на старика. – А теперь снимите с моего запястья браслет, и побыстрее, если не хотите, чтобы я вам хорошенько врезал.
Не успел Егор закончить фразу, как на браслете вспыхнула голубая лампочка, и сильный разряд тока так тряхнул его руку, что он едва не обмочился.
Несколько секунд Егор сидел, обалдело уставившись на руку, потом поднял взгляд на старика и хрипло спросил:
– Что это… было?
Старик хмуро ответил:
– Дружок, я ведь уже сказал тебе – я изобретатель. Если ты и дальше собираешься вести себя подобным образом, то впереди тебя ждет много неприятных сюрпризов. Советую тебе успокоиться и делать то, что я говорю. По крайней мере, ближайшие пару часов.
– А потом? – глухо спросил Егор, глядя на старика испуганным, растерянным взглядом.
– Потом я отпущу тебя на все четыре стороны. Если, конечно, ты сам этого пожелаешь. Давай руку!
Старик протянул Егору морщинистую ладонь и помог ему подняться на ноги.
– Зови меня профессором, – сказал он. – А фамилия моя – Терехов. Я живу в двух кварталах отсюда.
Седовласый мерзавец усмехнулся и вдруг сменил холодный тон на чуть насмешливый.
– Как насчет небольшой прогулки и дружеского чаепития? – поинтересовался он.
Волчок потрогал пальцами набухающий под глазом синяк – результат встречи со свалившимся на него ящиком, потом посмотрел на браслет с крохотным мигающим огоньком, перевел взгляд на профессора Терехова и спросил:
– У меня есть выбор?
Тот покачал головой:
– Боюсь, что нет.
– В таком случае я принимаю ваше предложение.
Профессор Терехов расположился в глубоком, мягком кресле, цветом и фактурой ткани напоминающем роскошный красный халат, в который старик переоделся сразу же, как только пришел домой. Во рту у профессора дымилась трубка с золотым мундштуком и белой костяной чашей, сделанной в виде ухмыляющейся головы дьявола.
– Как тебе пирожные, Егор? – вежливо поинтересовался он.
– Отвратительные, – честно ответил Волчок.
– Прости, других не нашлось. Кстати, как ты предпочитаешь чтобы я тебя называл – Егор или Волчок?
– Мне все равно. – Егор отхлебнул чаю, поморщился и поставил чашку на треснувшее блюдце. – Чай у вас тоже дерьмо.
Профессор посмотрел на чашку, хмыкнул и заявил:
– Я об этом догадывался. Видишь ли, я не большой любитель чая.
– Это видно невооруженным глазом, – сказал Волчок и кивнул на стоявшую на столе бутылку. – Вы предпочитаете более забористые напитки.
Профессор взялся за бутылку.
– Если хочешь, налью и тебе.
– Обойдусь, – буркнул Волчок. – Я не люблю спиртное.
– Зря. Алкоголь и табак – лучшие друзья гения.
Профессор наполнил свой бокал, поставил бутылку и торжественно изрек:
– Гениальный ученый творит, как поэт. Он интуитивно постигает великие истины. Уравнение Шредингера так же красиво, как поэма Лермонтова.
Терехов сделал большой глоток, почмокал губами и снова пристально взглянул на Волчка:
