Сейчас «великий маэстро перевоплощения» изображал беззаботного сорванца.
«Эх! Здорово покатались на великах! Полазили с друзьями по заборам! Побили стекла из рогаток на соседней улице! А потом мчались сломя голову три квартала от злых собак!»
— Да! Я до сих пор здесь. Никуда не уходил! Вот такой я веселый парнишка. Страсть как люблю всякие шутки и розыгрыши!
— Ждешь не дождешься, когда же я сдохну?
Время можно замедлить. Повернуть вспять —
невозможно. Карусель не вернет даже чудо. Я не смогу отомстить. Игра окончена. Шарик упал.
— Нет.
— Тогда что тебе нужно?
— А тебе? — На смену веселому уличному хулигану пришел хитрый торгаш.
— Ты появился только затем, чтобы спросить, чего хочет умирающий нойм? — Я был удивлен.
— А почему бы и нет?
— Странно.
— Почему?
— Потому что ты безжалостный самовлюбленный гад.
— Я бы назвал это разумным эгоизмом.
— Безразлично, как ты это называешь. Нам не о чем разговаривать.
— Ты злишься на себя за то, что позволил девчонке остаться, подставив ее?
Он знал, когда, как и с какой силой нужно ударить в самую больную точку.
— Заткнись! Слышишь меня… урод! Заткнись и убирайся.
— Ведь Герда предупреждала — приходи один. Ты не послушал. Это твоя ошибка. Только твоя и ничья больше.
Садисту доставляет явное удовольствие ковыряться в чужой ране. Видеть, как корчится от боли жестоко страдающий человек.
— Нет.
— Да. И мы оба знаем, что я прав.
Ярость можно долго сдерживать, но рано или поздно она вырвется наружу, затопит сознание мутной пеленой, лишив возможности принимать осмысленные решения.
— Ты…… Недоношенный……………!!! И………!!!
А еще……………..!!! И это………. как……..!!!
Я выкрикивал самые грязные ругательства, которые знал. Несвязный поток мата и угроз извергался так долго, что заболело горло. И даже после этого продолжал кричать, пока внутри не оборвалась натянутая струна.
Дзиииииинь.
Запал кончился. Силы иссякли. Воздушный шарик, окончательно сдувшись, превратился в маленький сморщенный кусочек резины.
— Что ты предлагаешь? — устало спросил опустошенный до дна человек.
— За твое желание? — уточнил коварный демон.
— Да.
— Самое заветное? — Мягко и осторожно изможденную жертву подталкивали к краю бездонной пропасти.
— Да.
— Отомстить за девушку? — Серьезная сделка не подразумевает недосказанности, все должно быть предельно ясно.
— Да.
— Охотникам, затравившим добычу?
Прежде чем нанести решающий удар, нужно убедиться в том, что сопротивление невозможно. Я дошел до такой стадии, когда не имело значения, что будет дальше. Главное, рассчитаться с одним неоплаченным долгом. Долгом, который будет преследовать меня везде, где бы я ни был.
— Да.
— Что ж. Я помогу. Взамен попросив об одной небольшой услуге.
— Проси.
Прежде чем продолжить, великий актер выдержал эффектную паузу.
— Я хочу слиться с тобой.
— Трахнуть? — В бесцветном голосе человека промелькнула слабая искра удивления.
— Зачем такие крайности! Речь не идет о физическом контакте.
— Тогда — о душе?
— Какая глупость! Нельзя получить то, чего нет.
— Наверное, да.
— Не наверное, а точно. Слиться — значит объединить энергетический потенциал. Мужчина и женщина идут, держась за руку. Они вместе. И все же наивысшая точка соединения — оргазм.
— Значит, трахнуть?
— Нет. Пример с оргазмом — простейший. Если начну объяснять подробнее, ты не поймешь.
— Пожалуй.
— Значит, согласен?
— Зачем это тебе?
Ужасно трудно объяснить ребенку, зачем взрослому дяде сверкающий камешек, зажатый в детской ладошке. Он красивый, отличный, замечательный, и главное — безумно дорогой. Вот только у ребенка другая шкала ценностей. И она измеряется не деньгами, карьерой, общественным положением или мнением окружающих. А наивно детским «нравится — не нравится».
Камешек нравится. И конфетка нравится. Если хочешь и то и другое, то лучше иметь сразу все. Хотя конфетку съел — и как не бывало. А камешек останется. С ним можно долго играть…
— Я хочу понять.
— Что?
— Людей.
— Ты лжешь. — Каким бы гениальным ни был актер, если он начинает нести чушь, зритель теряет доверие.
— И да и нет.
— Сейчас тоже лжешь.
— И да и нет. Мы топчемся на месте. Я не могу объяснить, зачем мне это нужно.
— Почему?
— Потому что это сложно. Хорошо. Давай изменим условия сделки. Никакого слияния при жизни. Ты получаешь желаемое, а я — твое тело после смерти.
— Сольешься с трупом?
— Что-то вроде этого.
— Ты некрофил?
— Нет. Я Демон сомнения. Так что, договорились?
Ребенок на редкость упорный и несговорчивый. Ему везде мерещатся подвохи. Он получит конфетку, и сверкающий камешек, зажатый в ладошке, никуда не денется, но…
Все равно что-то не так.
Они говорят: «Не соглашайся с ним».
Кем бы ни были эти создания и что бы они ни имели в виду, они погибли вместе с Каруселью. А слушаться мертвецов…
— Зачем нужно мое согласие? Ты можешь овладеть трупом и так.
— Договор должен быть честным. Каждая сторона получит то, что хотела.
— А если нет?
— Тогда сделка не состоится. Таковы правила.
— Чьи?
— Людей и демонов.
— Разве у них есть правила?
— Правила есть у всех.
— Понятно. А как это будет?
— Тебе интересно, что произойдет после остановки сердца?
— Нет.
— Тогда к чему лишние вопросы? Считай, что завещал свои останки медицинскому институту. Или банку доноров. С той лишь разницей, что ни то ни другое заведение не поможет тебе отомстить.
Они говорят: «Ни за что…»
К черту. Призраки прошлого не будут указывать мне, что делать и как жить.
— Сколько охотников? — Я перешел к делу.
— Четверо.
— Почему Герда сдала нас?
— Порой люди совершают на редкость глупые и необдуманные поступки. Тебе лучше спросить у нее самой после того, как разберешься с убийцами.
— Хорошо. — Решение принято, назад пути нет. — Я согласен, только с одним условием.
— Каким?
— Что бы ни произошло, ты больше не появишься, пока я жив.
— Обещаю.
Все шло как-то слишком легко. И демон был на редкость покладистым. Правда, внешне договор выглядел честно. Возможность расквитаться с врагами в обмен на мертвое тело — безжизненный кусок плоти, которым я стану следующим утром. Нет сомнений в том, что АТФ акселератор гарантированно сожрет мою печень до завтра или еще раньше. А раз так, значит…
