Вскоре военные улетели, прихватив плененных тубонда. Дворня Глома и матросы Туама деловито уносили в дом своих убитых и раненых, а трупы врагов, предварительно пограбив, сложили штабелем в заснеженной степи, обложили хворостом, облили бензином и подожгли. Костер заполыхал, распространяя запах, похожий на шашлычный, и в огонь полетели луки и колчаны нападавших.
— Зачем жечь трофеи? — удивился Корунд.
— Духи разгневаются, плохо будет. — Туам покачал головой. — Пусть огонь возьмет их оружие.
«Новое суеверие, мало им прежних, — разочарованно подумал Эдуард, возвращаясь в дом. — Варварский мир и варварские предрассудки… Но ружья-то трофейные сжигать не стали, припрятали. Надеются задобрить духов старым барахлом…»
Мысль вернулась к двойнику-теолийцу, но Корунда отвлек сигнал видеофона. На экранчике появилась только что полученная текст-депеша:
Эдик, дорогой, очень хочу тебя увидеть.
Прилечу на Теоле завтра рейсом 701 В-620.
Я должна сообщить тебе кое-что очень важное.
Твой Сюрприз.
Слегка заинтригованный Корунд заглянул на сайт космодрома: указанным рейсом прибывал вне расписания звездолет «Кирасир», следующий по трасе Гамма Девы — Бета Зайца — Бета Кассиопеи — Проксима Центавра и далее. Такими головоломными маршрутами, да еще не придерживаясь графика, могли ходить частные яхты, корабли силовых ведомств, исследовательские космолеты, курьерские пакетботы, грузовики больших корпораций, то есть три четверти бортов земной приписки. Хотя название «Кирасир» как будто указывало на вспомогательный корабль военного флота.
Судя по тексту, его приглашала на рандеву какая-то давняя подруга. Гадать, кто именно, не имело смысла — завтра увидим.
— Не буду вам мешать, — объявил Эдуард. — Переночую в городском доме.
Хозяева не стали перечить. Туам поспешно передал два мешочка: маленький — с жемчугом и побольше — с кораллами. Стоя на пороге, купец-мореход вполголоса перечислил пожелания: портативные рации загоризонтной связи, карабины и побольше патронов, программы для коммерческих расчетов и анализа рынка. Похоже, парень собирался сильно расширять бизнес.
Теолийцы долго прощались, многословно рассказывая, как уважают Эдуарда и какую честь оказал Небесный Гость, посетив скромное жилище. Глом добавил: мол, вся семья переживает, что досадный случай омрачил отдых дорогого друга-землянина.
Не без труда вырвавшись на мороз, Корунд направился на задний двор, где оставил «Спрута». Возле машины, к его удивлению, зябко переминалась закутанная в меха Кола.
— Полечу с тобой, — сообщила она.
Такой оборот событий вполне устраивал Эдуарда. Усадив подругу, он задраил кабину, включил отопление и, когда воздух немного прогрелся, стянул с головы капюшон. Мелодично шурша мотором, аэромобиль набрал высоту, и Корунд повернул штурвал на север.
Покосившись на Колу, он обнаружил, что та нервно покусывает пухлые губки. «С чего бы вдруг? — мысленно удивился землянин. — Вражеские набеги ей с детства привычны».
— Что тебя так обеспокоило? — осведомился он. — В бою убит кто-то из близких?
Кола дернулась, бросив на него дикий взгляд, потом пробурчала напряженным голосом:
— Если погибает кто-то из близких, дочь главы рода должна провести ночь в рыданиях у тела… Меня напугал твой двойник.
— Приятного мало, — согласился землянин. — Но тебе-то чего бояться?
— Кажется, я понимаю, что замышляли эти негодяи. Хотели похитить тебя, подкинув этот труп.
Эдуард засмеялся:
— Наша полиция быстро установила бы, что убит не я. Это совсем просто.
Она очень странно посмотрела на Корунда и надолго замолчала. Странная получилась у них встреча: днем Колайра явно злилась, а сейчас была столь же явно расстроена.
Впрочем, в постели Кола неожиданно сбросила напряжение и проявила прежнюю страсть — куда там скучающим туристкам.
С утра Кола пребывала в блаженной расслабленности, бродила по комнатам очаровательно голенькая, даже не пыталась учинить скандал. Только сделала строгие глаза, когда возбужденный таким зрелищем Эдуард без слов подхватил ее и понес в спальню.
В очередной раз выходя из ванной, она соизволила накинуть сорочку, а за столом вдруг произнесла грустно:
— Вам легко живется. Не думаете про соблюдение древних обычаев, не признаете условностей. Каждый может делать все, что захочет.
— Почти все, — уточнил Эдуард. — Полной свободы быть не может.
— Все равно. Хотя, конечно, женщинам много воли давать нельзя. Если все бабы будут развратничать, как я, разве это дело? Семьи развалятся, жизнь превратится в потусторонний кошмар!
— Ты не развратничаешь, ты — любишь.
— Ну да! Так любая может наврать… Понравилось бы тебе, если жена изменять начнет и скажет: я, мол, не развратничаю, а просто полюбила другого?
— Мне это и не нравится…
Слова сами возникли в глубине проснувшейся боли, не стоило их вслух произносить. А с другой стороны, кому излить наболевшее, если не самой близкой подруге?
Само собой, на Колу его признание подействовало, как шило в известное место. Отшвырнув надкушенный бутерброд, она привстала, похожая на готовую к прыжку хищную кошку, и прошипела, злобно сузив зрачки:
— Она изменяет, а ты прощаешь, не выгнал гадину! Значит, так сильно любишь!
— Ну не знаю, — пробормотал Эдуард. — Наверное, все-таки придется разбежаться. Вместе нам не жизнь.
Его слова, как и следовало ожидать, обрадовали теолийку. Она с воодушевлением провозгласила: дескать, развод — замечательное изобретение Небесных Гостей, поэтому надо убедить Конда, чтобы добавил этот обряд в создаваемый кодекс законов.
— Просто замечательно, — с чувством произнесла Кола. — Сто лет назад вы заставили племенных вождей отменить право первой ночи, а теперь мы сами перенимаем у вас право расторгнуть брак. Вот он, истинный прогресс!
У нее намечались прекрасные задатки публичного политика: говорила без малейших запинок, словно выступала на митинге. Эдуард готов был слушать и слушать журчание милого голоса, но пришло, к сожалению, время спешить на космодром.
Направив аэро курсом на север, он неосмотрительно поинтересовался, как обстоят дела с личной жизнью у Фины. Повздыхав, Кола проворчала:
— Жалко сестренку. Умница, красавица, с таким образованием — а будущего нет. Или останется безмужней старухой, или станет женой-рабыней какого-нибудь хама из княжеского рода. Половина аристократов дружественных племен намекали, что готовы прислать сватов — всем хочется заиметь жену с дипломом.