Из-за двери, за спиной женщины, высунулась девушка помоложе.
— Петровна, прекрати! Это же бандиты! Петровна!
— Последних денег лишаете, ироды!
Дородная дама не желала успокаиваться.
— Мало того что вы магазин разгромили, хоть наши-то машины оставили бы в покое! Тут всю жизнь…
Тирада была долгой и душещипательной.
— Вырубить ее, что ли, а, Тогот?
— И это ты у меня спрашиваешь? Это ты у нас милосердный любитель рода людского.
— А сколько, по-твоему, стоят эти жестянки?
— Ну, тысяч пятнадцать от силы.
Я напрягся, пытаясь вспомнить, сколько сунул себе в карман, когда выходил из дома. Тысяч двадцать, кажется… Я сунул руку в карман. Пачки были, две толстые, хрустящие…
— Ты чего, спятил?.. — в «голосе» Тогота слышалось неподдельное удивление. — Ты чего? Собираешься ей деньги дать? Ты еще на улицу выйди в сеятеля поиграй. Вон, терминал таможенникам оплати…
Дальше я не слушал. В принципе, Тогот был прав. За все те годы, что я работал проводником, я должен был стать черствым, хладнокровным, словно Викториан, но… На мгновение я перевел взгляд на эту женщину. Лет пятидесяти, молодость давно позади, и, хоть она явно пыталась бороться с возрастом, все ее попытки были напрасны. Эти глаза, вылезшие из орбит, дрожащий перекошенный рот, сбитая набок прическа и тушь, размазанная по щекам.
— Ладно, как говорили в одном фильме, с деньгами нужно расставаться легко, — пробормотал я себе под нос. Сунул руку в карман, выудил две пачки денег и швырнул их на ледяной асфальт, под ноги женщине.
— Тут хватит за обе машины!
Женщина замолчала, в недоумении уставившись на две пачки зеленых, перетянутых резинками.
— Деньги за машину. Купишь себе новое корыто, — зло продолжил я. Хотя на кого мне было злиться? Только на себя самого. На мгновение перед моим взглядом вновь встали сожженный БТР и обгоревшие трупы солдат. А ведь эти ребята лишились жизни, хоть и были ни в чем не виноваты.
— Ну ты и лох!
— От мудака слышу…
Я повернулся спиной к даме, давая понять и ей, и Тоготу, что разговор окончен. Плюхнувшись на сиденье «нивы», я повернулся к матросику за рулем.
— Крути баранку, поехали. — Потом повернулся посмотреть, что там за спиной. На заднее сиденье набились четверо: двое матросиков, Паша и Фатя.
Мотор взвыл, машина дернулась, и начала неспешно разворачиваться. «Ауди» поехала следом. Краем глаза я заметил, как женщина наклонилась, подняла с асфальта одну из пачек и бессмысленно уставилась на доллары — зеленые, новенькие, словно из типографии.
Уже почти рассвело. По крайней мере, видно было отлично. Голое поле, где-то вдали справа и слева тонкие линии черного леса, разделяющие небо и снежную равнину.
Мы вырулили со стоянки и выбрались на шоссе. «Ауди» вырвалась чуть вперед. Матросик хотел обогнать, но я притормозил его. Пусть Викториан народ гробит. С меня на сегодня хватит.
— Нет, не хватит, дорогой Артурчик. Все только начинается.
— И теперь?.. — поинтересовался я.
— Теперь попробуем оборону фиников.
— И…
— Думаю, что они подготовились. Все будет не так просто. Это тебе не наши отъевшиеся ленивцы.
«Ауди» ушла чуть вперед. Машинально положив на колени автомат, я снял рожок, тупо посмотрел на отсвечивающие медью патроны и вставил его на место. Нет, надо же было так попасть. Лучше бы было лежать дома и… Впрочем, судя по всему, это случится не скоро. Я поежился. Не нравилось мне все это.
Впереди показался финский терминал. Нигде ни человечка, огни чуть притушены. Значит, нас ждут.
Когда «ауди» находилась метрах в тридцати от терминала, в лицо нам ударили яркие прожектора, потом через громкоговоритель прозвучала какая-то команда по-фински. Тут же ее повторили по-английски. В финале прозвучал приказ на ломаном русском:
— Остановитесь! Приказываем, остановитесь.
Вместо этого «ауди» ощетинилась автоматами, и в тот момент, когда матросики дали залп, разом погасли все прожектора — явно работа Викториана. Потом взвизгнули шины, и «ауди» занесло. Мой водитель едва успел притормозить, чтобы не врезаться в остановившийся автомобиль.
— Что там у них, Тогот?
— Финны подняли «лежачего полицейского» и тормознули.
— Похоже, у них и в самом деле все хорошо организовано.
— Это мы еще посмотрим.
— Смотрите не смотрите, а дальше хода не будет.
И вновь прозвучала какая-то финская галиматья, но мы к тому времени из машины выскочили, рассыпались по снегу.
— Прикажи аморфу, чтобы присмотрел за Фатей, — велел я и метнулся вперед, к Викториану.
Тот уже что-то нашептывал, готовя какое-то могучее заклятие. Я хотел было спросить, что он задумал, но не стал отрывать от дела. Я видел, как вздулись жилы на лбу колдуна, видел, как, несмотря на холод, капли пота медленно сползают у него со лба.
Потом совершенно неожиданно Викториан направил руки в сторону снежного поля справа от нас. После, тяжело вздохнув, осел, словно заклятие, которое он использовал, высосало из него все силы.
Чуть привстав, я огляделся. Мои ребята закопались в снег, постреливая из автоматов в сторону терминала. В ответ лениво постреливали финны. Пули, подвывая, ворошили снег. Скорее всего, финны чего-то ждали, а может, общались с нашими пограничниками, пытаясь разобраться в том, что происходит. Однако те, кому надо, наверняка все знали, и все равно, действуя с помощью официальных каналов, они были слишком неповоротливы. При всем желании на то, чтобы прислать достаточно большой отряд для захвата нашей группы, у них уйдет еще пара часов. Наш спецназ, пока не разберется с зашуганными пограничниками, не сунется, а финны изначально тормозные.
— Ты на Аллаха надейся, а верблюда привязывай…
— И что ты теперь предложишь мне делать, г… зеленое?
— Ты язык-то попридержи… В принципе, пока все идет, как задумано, если Викториан нигде не ошибся, то все будет тип-топ. Ну а вам пока отступать к лесу, и подальше, чтобы с терминала видно не было. Там и разберемся.
Я повернулся к Иванычу:
— Отводи народ к лесу и прикрой аморфа. У тебя, Игорь, на совести Фатя и Викториан. Помоги им.
И тут раздался странный звук. Словно треснула огромная льдина. Потом треск льда стал оглушительным, неожиданно земля встала дыбом, и вся наша команда разом повалилась в снег. Равнина вздыбилась к небу, надулась пузырем, словно что-то огромное, чудовищное, старалось вырваться из-под снега. А потом лопнуло, и из трещины, словно из скорлупы яйца, появилось что-то большое. Нет, не большое — гигантское, чудовищное. К небу, словно в мольбе, взвились огромные белые жвала, испачканные соплями грязно-желтого яда. Раздутая, словно мертвая плоть, шкура твари была бледной, усеянной многочисленными жесткими волосиками. Одновременно стрельба смолкла и с той, и другой стороны. Все замерли, пораженные зрелищем рождения чудовища — твари другого мира.
