— А вы что говорите, Лев?
— А я говорю, что мы добрые друзья, — лихо сказал парень и подкрутил воображаемый ус. — Мне сразу же стопочку наливают и горячо расспрашивают о вас. Авось мне и в столице пригодится знакомство с вами. Вы же не против, что я слегка приукрашиваю глубину нашего знакомства?
— Я-то, конечно, не против, сударь. Да только вам может аукнуться такое знакомство, — совершенно серьёзно заметил я, искоса посмотрев на парня. Но тот лишь улыбнулся, явно пропустив мои слова мимо ушей, торчащих из-под шапки с двухглавым медным орлом.
После этого мы ещё пару минут поговорили о всяких пустяках. А затем я зашёл в дом и привёл себя в относительный порядок, чуя недобрый взгляд Натана и заискивающий Лиховцева. Благо, мне недолго пришлось терпеть их обоих. За мной вскоре прибыли сани. Я выскочил из дома и плюхнулся на покрытое медвежьей шкурой сиденье. Тотчас восседавший на козлах мужичок в тулупе дёрнул поводья, после чего пара гнедых лошадей, потянула сани в сторону центра города. Полозья заскользили по слежавшемуся снегу. И мимо нас стали проплывать бревенчатые дома и покосившиеся заборы, на которых восседали важные коты. В воздухе пахло навозом и дымом, поднимающимся из печных труб.
Меня же разбирало волнение и не только перед грядущим ужином. Я снял перчатку с правой руки и внимательно посмотрел на неё. Кожа приобрела серый, землистый цвет и стала шероховатой. Ногти тоже посерели. А чувствительность сильно упала. Что же с ней произошло? Рука такой стала после битвы. Возможно, её как-то повредило то количество энергии, которое я вобрал через неё из кошачьих голов? Ничем иным я не мог объяснить её преображение. Хорошо хоть она функционировала. Но в столице мне надо будет обязательно посетить какого-нибудь не очень болтливого мага жизни, а то мало ли что…
Пока же сани остановились возле трёхэтажного серого прямоугольного дома, похожего на мою бывшую школу. Кажись, здесь живёт местный градоначальник или какой-то другой важный чин. Я покинул сани и тотчас оказался перед вежливым слугой в застиранной ливрее. Он со всем почтением, на которое только был способен, повёл меня по коридорам особняка, заполненного людьми в военной форме. Их сапоги безжалостно топтали ковровые дорожки, курительные трубки насыщали воздух запахом табака, а громкие голоса отражались от стен и высоких потолков. Многие из них узнавали меня и встречали кивками или рукопожатиями. Я же всем вежливо улыбался.
Попутно я подметил, что внутреннее убранство дома пестрело разнообразными архитектурными стилями. Похоже, хозяин не особо разбирался в том, что сочетается, а что — нет, и тащил в особняк всё, что было модно. Ну, справедливости ради стоит сказать, что так делали многие провинциальные дворяне.
Между тем слуга привёл меня в большой зал и усадил за длинный стол, уставленный простыми, но сытными блюдами: жареными куропатками, запечёнными до хрустящей золотистой корочки поросятами, ноздреватым сыром, свежеиспеченным хлебом, бобами в соусе. И, конечно же, тут были графины с вином.
Помимо меня за столом сидело человек шестьдесят. И все они имели на мундирах офицерские эполеты. Притом что большая часть эполетов принадлежала высшим чинам армии. Был тут и подполковник Фёдоров. Он сидел ближе, чем я, к пока ещё пустующему стулу Корсакова, который, естественно, находился во главе стола.
Видимо, князь собрал здесь весь цвет потрёпанного войска. Интересно, интересно. Что задумал Корсаков? Почему не в столице затеял этот ужин?
Неожиданно среди шепотков переговаривающихся офицеров раздался грустный музыкальный голос:
— Сударь Корбутов!
Я повернул голову и увидел осунувшиеся лицо графа Баранцовского. Он сидел через несколько человек от меня, наклонив корпус над столом, дабы видеть мою физиономию. И смотрел парень отнюдь не холодно или со злостью. Нет, в его глазах царила какая-то обречённость и тоска. И я практически сразу понял, что вызвало эти чувства. Левый рукав графа оказался пуст по самый локоть. Оказывается, он в бою потерял часть руки.
Баранцовский увидел, куда был направлен мой взгляд, и, дёрнув щекой, невесело сказал:
— Адский пёс, будь он неладен. Но маги жизни призывают меня не отчаиваться. Вроде как лет за пять они смогут отрастить мне новую руку.
— Я всей душой буду надеяться, что это произойдёт раньше, сударь, — с натянутой улыбкой произнёс я и заработал одобрительные взгляды соседей.
Баранцовский же благодарно кивнул мне и хотел что-то спросить, но тут в зал уверенным шагом вошёл подтянутый, энергичный Корсаков, облачённый в парадный мундир с гроздью медалей и орденов. Офицеры поспешно подняли со стульев свои седалища и вытянулись во фрунт. Все голоса стихли.
И в этой тишине князь благодушно сказал гулким басом:
— Присаживайтесь, господа. И нечего тянуться передо мной. Мы тут все равны. Все прошли через пекло этой чудовищной битвы. И я сразу же предлагаю выпить за павших героев.
Офицеры охотно поддержали идею Корсакова. Расторопные слуги всем налили вина. И мы молча опорожнили свои бокалы. Вино скользнуло по моему пищеводу и осело в желудке, оставив во рту терпкое послевкусие.
После первого бокала народ стал набивать желудки и под звон тарелок, ножей и вилок начал активно обсуждать прошедшую битву, нелепую смерть светлейшего князя Михаила от атаки птиц и покушение на Императора. А я молча рассматривал Корсакова. Без сомнения, Анастасия была на него похожа. Такая же смуглая кожа, зелёные глаза, тёмные волосы… Её отец оказался хорош собой. У него были правильные черты лица, волевой подбородок, густые ресницы и цепкий, всё подмечающий взгляд. И выглядел он всего-то лет на тридцать пять, хотя на самом деле ему было около сорока пяти. Всё-таки маги жизни живут чуть дольше остальных и довольно долго сохраняют молодость.
Я обратил внимание на то, что князь Корсаков практически не пил и не говорил. Он лишь иногда вставлял пару слов в общее бурное обсуждение дел насущных, иногда прикладывался губами к бокалу с вином и вяло отщипывал волокна мяса от гусиной грудки, лежащей перед ним на белоснежной тарелке. При этом князь смотрел на всех отеческим взглядом и мягко улыбался. И ему только однажды пришлось разразиться довольно долгой речью, когда слишком сильно раскалился спор о судьбе Императора. Два генерала едва не бросились мутузить друг друга. Тогда князь поведал всему честному народу о том, что государь и его близкие, включая сына, пропали и вестей от них нет. Убиты ли они, похищены или где-то в тайном месте ждут возвращения в столицу верных людей — неизвестно.
И тут вдруг мой сосед по столу, который доселе азартно чавкал едой, оторвался от тарелки и неожиданно громко произнёс, размахивая косточкой от куриной ножки:
— Господа, а кто же займётся управлением империей, пока будет проясняться судьба государя и его наследника? Конечно, я как верный подданный Его Императорского Величества, уже второй день молю бога, дабы наш государь оказался жив и здоров, но всё же не стоит сбрасывать со счетов и того, что Император и цесаревич, к несчастью, могли погибнуть.
Речь моего соседа оказалась сродни бензину, выплеснутому в бушующее пламя. Разгорячённые вином офицеры стали наперебой называть фамилии тех, кто, по их мнению, мог бы временно возглавить империю, пока не отыщется пропавший государь, пусть светится имя его во веки веков.
Я же украдкой покосился на своего соседа. А тот снова, как ни в чём не бывало, уткнулся в тарелку. Внешне он оказался болезненно худым лысым мужчиной лет сорока. С тяжёлым лицом, большим выпуклым лбом, выступающими надбровными дугами, квадратным подбородком, загнутым носом и опущенными уголками бесцветных губ. Он бы идеально подошёл на роль какого-нибудь кровососа из третьесортного голливудского фильма. Хорошо хоть в этом мире нет вампиров. Но я всё равно положил себе на тарелку салат с хреном и чесноком. Жаль, вкус салата оказался отвратным. Я даже поморщился и едва не выплюнул его на пол. Но всё же мужественно проглотил, подумав, что этим салатом можно травить не только вампиров, но и людей.
