Мои знания, а тем более практика, к которой я стал относиться так же как к ночным скачкам на мне Анны с глубоким безразличием, росли гигантскими темпами. Сэр Немальд не гнался за большими значениями давления, главное было поддерживать их в пределах более двенадцати, а в остальном мне было предоставлено полное право на эксперименты.
Видя мои растущие результаты, когда я показал семнадцать бар, он разрешил мне руководить ими, чтобы синхронизация души не наступала мгновенно, и я мог более контролировано поймать нужный момент. Я видел, по его старым записям, что это был ученый с большой буквы, который под давлением времени и обстоятельств превратился в простого палача. Разбирая его наблюдения и эксперименты я продолжил их и однажды, когда нам привезли очень крепкого человека, на подготовку и пытки которого ушло больше трех часов, я предложил ему попробовать продолжить его эксперимент семилетней давности.
Он удивленно посмотрел на меня и ничего не сказав, стал говорить Анне, что нужно делать для этого. Описывать пытки я не хочу, поскольку не получал от них ни малейшего удовольствия или наслаждения, я стал считать их просто необходимым фактором, для достижения своих целей.
— Двадцать! Сэр Немальд, двадцать! Вы были правы! — закричал я, когда стрелка ударилась в ограничитель и там застыв опустилась опять на ноль.
Он промолчал, отвернувшись, но когда я подошел, чтобы поздравить его, то был оттащен в сторону Анной, которая приложив палец к губам, потащила меня на верх. Прямо перед дверь наверх она обняла меня и страстно поцеловала, а затем как ни в чем не бывало вышла на улицу.
Наши телохранители сразу подобрались, поскольку последнюю неделю на наш лагерь было предпринято две успешные попытки захвата и стрельба вышла знатная, когда противник попытался прорваться к нашему дому. Странно было конечно наблюдать, что война ведется без канонады и перестрелки, но только если дело касалось не антианимантов или бункера где хранился запас душ. Тут всякие правила отставлялись в сторону и ружья и револьверы шли в ход без малейшего колебания. Пару раз мне приходилось вытягивать души вместе с Анной уже с мертвых тел, хотя она больше прикидывалась, что делала это, чем помогала мне. Как она сама признавалась, у меня это получается и лучше и не вызывает такого отвращения как у неё. Тем более, что рассинхронизировав однажды свою душу и выжив после этого, когда слил в единое души живых и мертвых, я спокойно мог теперь делать это постоянно. По признанию Анны, мертвые души вызывают у неё чесотку во всем теле, и она старается ими не заниматься.
— Ты молодец Рэдж, — она задумчиво посматривала по сторонам достав свой нож, и я заметил, как вздрогнули все охранники при виде него. Она задумчиво покачивала его на пальце, затем одним движением метнула его в часового, который хватался за кобуру справа от нас. Я молча открыл рот, я думал, что видел все её закидоны, но такое было вообще впервые.
Прыгнув к нему, она вытащила нож из раны и не смотря на его крики, провела ножом по горлу. Брызнувшая фонтаном кровь залила её и все вокруг.
Больше всего меня поразила реакция телохранителей, они схватились за револьверы, но не для того, чтобы помочь бедолаге, а чтобы защитить её от других часовых, которые застыли на месте, побросав свои ружья!!!
Я содрогнулся от ужаса, когда на меня посмотрела маска безумия, залитая кровью.
— Она в своем праве сэр, — внезапно тихо сказал кто‑то за моей спиной, — никто не имеет право в присутствии антианиманта доставать оружие, если только ему не грозит опасность. Таков устав.
Я не веря повернулся назад и столкнулся со взглядом своего телохранителя, который хоть и был взволнован, но не показывал вида. Сержант Роджерс с которым у меня установились неплохие отношения за это время, пожал плечами и вложил пистолет в кобуру.
Не в силах смотреть на неё, я молча повернулся и ушел к себе, а вечером закрыл дверь на засов и не открывал не смотря на все стуки и царапанья. На следующий день не смотря на все её грустные и жалобные взгляды я разговаривал и вел с себя с ней ровно и холодно. Когда она пыталась прижаться ко мне, я позволял это но стоял не двигаясь и не вырываясь, она быстро это поняла и перестала нападать на меня, продолжая жалобно смотреть. Когда я спокойно вздохнул, что наконец отвязался от ней, вылезла другая проблема. Неудовлетворенный капитан показал на что она действительно способна. Жестокость и уровень агрессии возросли настолько, что под раздачу попали двое лейтенантов, которые в периоды её буйства старались вести себя как мышки. Неудачно то ли ответив, то ли не сделав что‑то, я не знал точно, но зато увидел вечером последствия её агрессии, оба были избиты и не показывались из домика санитаров. В отсутствии их, вся грязная работа досталась мне, так что пришлось мне научиться пользоваться печью крематория и сжигать трупы, что конечно же не добавило мне хорошего настроения и самочувствия.
Градус накала в отряде рос с каждым днем, при этом майор, видя, что твориться у него перед носом ни делал ничего, с того самого дня, когда мы подтвердили его теоретические выкладки, он снова засел за тетради. Я видел, что пытки пленных теперь носили не только практический характер, но и исследовательский, он все больше экспериментировал с синхронизацией душ и больше отдалялся от нас, уйдя с головой в исследования, пропадая в бункере по ночам. Что еще больше подливало масло в огонь, так как мисс Анна теперь не могла получить удовлетворение своих больших сексуальных потребностей ни у меня, ни у него, что конечно не могло не повлиять на творившееся вокруг.
Раз за разом, то один телохранитель то другой пропадали из караула и потом я их видел с порезами или синяками. Это продолжалось две недели, и я не знал, что делать, и без того разболтанное душевное состояние капитана ухудшалось с каждым днем, показывая миру её вторую натуру жестокого и беспощадного палача и убийцы. Двое оболтусов опять попали под горячую руку и отправились отдыхать в санитарный домик, откуда даже не показывали носа, и опять все свалилось на меня. Учебу пришлось забросить и заниматься рутиной, я оказался в безвыходной ситуации, с одной стороны я сам спровоцировал все что происходило, с другой как выйти из этого замкнутого круга я тоже не представлял. Анна больше со мной не разговаривала и отворачивалась, когда я подходил к ней, она даже ела у себя в комнате, а при работе в лаборатории просто молча делала что говорил майор, не подходя и не обращаясь ко мне.
— Мистер ван Дир, — я стоял на крыльце бункера и думал, не начать ли мне курить, когда сбоку раздался знакомый голос телохранителя.
