— Да, такой силы я не видел никогда! — тихо проговорил он после того, как я перестал бомбардировать его образами. — Вы знаете, даже полностью акцентуированные личности так не могут.
— Ну, спасибо за комплимент! Насколько я разбираюсь в теме, полностью акцентуированным можно назвать только, эээ… шизофреника, или я не прав?
— Вы-таки будете смеяться, но это комплимент. Люди с нарушенной психикой сильны в невербальном общении. Оно у них доминирует.
— Это как? — я не совсем понял мысль Бабаева. — Шизики нормальны при невербальном общении? Что-то я не замечал. По своему скудному опыту. Наоборот — рядом с ними тревожно.
— Я примерно это и имел в виду. Там все непросто, — чувствовалось, что Бабаев старается избегать профессиональных терминов. — Полное разрушение координации… Ну, в общем, когда нормальные связи в мозгу нарушены, то начинают работать другие, ранее подавляемые вербальной, рациональной, позитивной и другой деятельностью.
— Позитивной? Это о чем? — не понял я.
— Ну, это мое личное наблюдение. Любые отклонения от нормальной психической деятельности — негативны. Где вы видели психически больного, который любит всех окружающих, считает, что люди братья навек и что все вокруг к нему добры? Не бывает такого!
— И ещё, — Бабаев изменил слегка тему, — ваши образы очень четкие, ваша сила поражает. Одно лишь здесь не очень…
— Что вас беспокоит в том, что я вам показал? — не понял я его сомнений.
— Ведь при таком методе обмена практически невозможно понять, какие образы отражают реальность, а какие — плод вашего воображения. Вся сложность в том, что ассоциативные связи мозга могут породить несуществующее. Это как произведение искусства. Мона Лиза — это всего лишь воображение гения.
— Ну, у моего воображения масса свидетелей. Включая мой распоротый живот и свежесросшуюся черепушку, — меня обидело такое недоверие.
— Да ладно-ладно, — согласился Бабаев. — Длительная клиническая практика делает нас всех слегка акцентуированными. Я уже в каждом человеке, которого знаю уйму лет, вижу пациента. Необходимость регулярного диагностирования, ежедневная ургентная помощь, клинико — патологические особенности … это все реалии моей работы и …
— Слушай, Бабаев, ты знаешь, что меня всегда раздражало в твоих коллегах? —остановил я его. — Вот вы, врачи, хоть и лечите людей, но так любите говорить на своем сленге, что иногда создается впечатление, что у вас ничего, кроме непонятных слов, в запасе нет. Ну зачем вместо «срочный» — говорить «ургентный»? Меня таким не проймешь.
— О, извини, увлекся, — смутился Бабаев. — Но ты должен понять, что без ритуалов и почти мистического ореола, наша профессия — это ничто. Ладно, ты — другое дело. Но ведь подавляющее число пациентов ищут у нас именно это.
— Но мы-то сейчас не лечиться собираемся! Хорошо, раз ты все понял, скажи — ты можешь притащить всю свою крутую аппаратуру к нам? Всякие там энцефалографы, томографы, и прочие смотрители внутреннего мира? Чтобы возможного клиента проверить.
— А что у него такого? — встрепенулся Бабаев, — а, ну да. Ты подозреваешь, что у них отсутствуют тактильные ощущения? Что-то в этом мне непонятно. Отсутствие тактильных ощущений делает человека вообще нежильцом! Он не будет чувствовать боли и инстинкта самосохранения у него не будет. Он вообще не сможет развиться дальше эмбрионального состояния. Ведь тактильные ощущения — это почти доминирующие в мировосприятии человека! Нет их — нет ничего!
— Это я знаю. Читал научно-популярные книжки, — ну что он, нарочно издевается? Ведь все понял. — Ты не трепись. Аппаратуру притащишь?
— Ну, энцефалограф, с вашей помощью, ещё куда ни шло. А вот томограф… Ты хоть понимаешь, что такое ядерный магнитный резонанс?
— Ты спрашиваешь у меня, понимаю ли я, что такое ядерный магнитный резонанс? — я даже совершенно искренне возмутился. И видать посыл возмущения был силен.
— Пардон, — пробормотал Бабаев, — я больше не буду иронизировать. Нельзя перетащить. Но на сканирование я могу привезти хоть черта.
— Черта каждый дурак сможет. А тут…
— Ну, мерзость, вроде депутата, я даже с большим удовольствием.
Только пообещай, что потом вивисекцию ты мне разрешишь делать! — развеселился доктор.
— Как только диагноз поставишь — хоть ауто да фе!
— Нет, это слишком простой финал для политика, — загадочно сказал Бабаев.
«Скорая» несла нас все дальше и дальше от горадминистрации. От охраны, так и не успевшей среагировать на аргументы Виктора и Митяя, на бесплодную попытку депутата подать сигнал тревоги. Никаких сомнений не было. Мы взяли именно того. Тем более, что я-то его уже знал давно. Господин Саймон собственной персоной. Или у них не господа?
Чей-то голос разгонял остатки сна. Он назойливо разрушал последние видения ночи и возвращал меня в действительность.
— Чего-то начальник у вас хлипкий. Взял и хлопнулся. — Я понял, это Федя-милиционер болтает. — Вот у нас был один в участке. Он бомжами ведал. Сидит, сидит, потом захрипит, и хлоп — лежит на полу, дергается, слюни пускает. Врачи потом сказали — эпилепсия. А у этого не эпилепсия?
— Нет, он просто перенервничал, видать тот депутат не простой оказался. Точно чужой. — О, это, конечно, давешний ловец Феди — Митяй. Они, судя по всему, нашли общий язык. Ну, хоть не будет ненужных свар.
Вместе с тем, как рассеивались видения ночи, все яснее проступали события вечера. Крепко меня тряхнуло лазание по мозгам Саймона. Не простые это алиёны. Ещё одно такое путешествие и я сам превращусь в невнятно бормочущую рухлядь.
— Вы чего там шушукаетесь, как две крысы, — не открывая глаз прорычал я.
Федя просто подпрыгнул от неожиданности. Ну, по крайней мере, громко изменил свое положение в пространстве.
— О! Майер, все в порядке? — это Митяй начал меня трясти за плечо.
— Все в порядке, ты сейчас мне вывихнешь руку.
— А что вчера с тобой случилось, когда ты с этим козлом говорить пытался, ты взял, хлоп, и свалился. Мы уже испугались было.
— Так, ребята, — раздался строгий голос Бабаева, — оставьте нас. Тут разговор.
— У нас нет секретов, — воспротивился было Сай.
— Я как врач буду говорить с пациентом, — отрезал доктор и выгнал всех.
На то, что мы — «скорая» по вызову, в райсовете отреагировали спокойно и пропустили нас внутрь здания без труда. Даже особенно давить на охрану не пришлось. Так, внушить слегка, как плохо депутату. Секретарша не успела ничего сделать, успокоенная марлей с хлороформом. С самим депутатом решили не рисковать. Виктор просто огрел его по башке. Благо, врачи рядом. Помогут. Саймона, если это действительно был он, привезли к нам на базу и подключили к жутковатым медицинским приборам, по точным инструкциям Бабаева. Пришлось, правда, накачать нашего пациента дополнительно какой-то гадостью, чем врач и занялся, судя по всему, с удовольствием. Запикали встроенные динамики, поползли замысловатые кривые на цветном дисплее. Бабаев прилип к экрану. Он долго сопел, хмыкал. Потом повернулся ко мне:
