— Конфидус, попрошу о своих предположениях никому не рассказывать. Все знают, что мы готовимся уходить морем.
— Я и не собирался на каждом углу об этом рассказывать — просто чтобы вы поняли: недомолвки в моем случае могут показаться неуместными.
— Уже понял. Поясняю: морем или сушей, но вы пойдете с бакайцами. В случае нападения будете оказывать посильную помощь — никто от вас особого геройства не ждет. И собраться в путь нужно быстро — через день все должны быть готовы. Вашим людям придется бросить немало нажитого добра — нестрашно: наживете еще. У вас это, как вижу, быстро получается…
— Дан, а вы знаете, почему мы оказались здесь?
— Вы о религиозных разногласиях с официальной церковью?
— Да нет, о чем там говорить… Я о плане Кенгуда Восьмого вернуть эту землю короне.
— Я не знаком с его планом, хотя метод исполнения мне показался несколько странным. Признаю, что использование ссыльных или беженцев вроде бакайцев — удачный ход, но без серьезной поддержки смысла в нем нет. А поддержки не было.
— Никто и не собирался нас поддерживать — просто отдали погани…
— Поясните. Вы обвиняете короля в том, что он сдал иридиан и бакайцев погани?
— Нет, что вы. У короля своя политика и свои соображения, но умышленно кормить погань он не станет. Все просто — иногда надо пожертвовать пальцем, чтобы сохранить руку. А если палец чужой, то совсем замечательно. А мы ведь чужие: бакайцы, давние грабители, любившие пощипать земли Кенгудов; иридиане, от которых воем воет святейший совет, угрожая отлучениями и проклятиями. Королю не жаль ни тех ни других. Он не жесток — справедлив и даже совестлив, — вот только свои люди ему дороже. А со своими не все ладно… Вам знакома прошлогодняя история про замок Мальрок?
— Нет. Я долгое время провел без новостей.
— Наследника старого барона на охоте ударило молнией. Совсем мальчик еще, оружия в руки не бравший, — смотрел с холма, как мужчины настигают загнанного оленя. Остался жив, но в себя не приходил. День за днем шли, а он так и лежал. Отец скрыл это от церковников — ведь в подобных случаях положен строгий надзор. Тело неразумное — лакомый сосуд для погани, тем более в пограничье: не зря там младенцев беречь приходится, — а ведь во взрослого тьма охотнее забирается. Так и вышло в Мальроке — опоганился поначалу наследник, а за ним и все семейство. Барон умом тронулся — не получалось больше детей иметь, вот и принял тьму, еще и братьев своих младших туда же затянул, и челядь. Кто противился — тех под нож пустили, демам ворота отворили. С ними уже сообща за округу взялись — вот тогда все и всплыло, когда крестьяне побежали. Соседи, хватая их на своей земле, россказням простолюдинов не верили — назад беглых возвращали. Да только с концами: своих людей тоже теряли, которые к Мальроку уходили. Хоть там и пограничье, но положение у замка удачно для тьмы — уединенная долина в стороне от дорог. Вот и смогли долго в тайне темные дела сохранять. Когда король спохватился и послал маршала с армией, угодили солдаты в западню — мглы пережидать не стали, нахрапом пошли. Вот и встретили их перерожденные Мальрока с демами и помощью из погани. И получил Кенгуд Восьмой новую войну, как будто непрекращающейся битвы на границе ему мало было. Гнойник такой давить надо сразу, иначе получит погань новый край, и край удобно расположенный — на две стороны можно набеги делать. А как давить, если сил не хватает, особенно после такого поражения? А просто: начать дробить силы погани, ударяя там, где этого не ждут. Мы — один из таких ударов. Слабый удар, но хоть какое-то беспокойство для перерожденных. Теряются они, не понимая, где за них всерьез взялись, а где обманывают. Там укол, в другом месте укол — и набирается прореха, которой поганым уже не заткнуть. Кровью великой, приходится платить за такое, не говоря уже о тратах казны, но если не заплатить, то втрое больше потом потеряется. Почему нас до сих пор не задавили? Да некогда ей на нас отвлекаться — Кенгуд не позволяет, щипая их в сотне мест сразу. Понимаете?
— Понимаю: лучшая защита — это нападение.
— Хорошие слова, надо запомнить. На смерть нас послали — никто ведь не отправит в сердце погани армию при маршале, если на границе такая беда приключилась.
— И что — сэр Флорис этого не понимал?
— Он бакаец — они на войне умом тронутые все. Или не задумывался, или… Он невероятно своеобразный человек был, хотя и хороший.
— Не думаю, что король будет сильно огорчен вашим возвращением. Вы достаточно долго продержались, и при этом больших сил на себя так и не отвлекли. Толку в выжидании практически нет — так зачем оставаться на смерть? Наш уход, возможно, гораздо эффективнее окажется, чем все это многомесячное ожидание подмоги.
— Могли бы погань до бешенства довести — отмолить здешнюю землю, да только паствы не хватает. А бакайцы без священника не способны ни на что. Предлагал сэру Флорису по зиме смириться и перейти в нашу веру, чтобы вместе отмаливать, да он уперся — все ждал церковников при маршале.
Отмаливать? Это что еще за суеверия? Первый раз вижу, чтобы оккупированные земли молитвами освобождали. С серьезным видом говорит, хотя поди пойми этих сектантов…
— Я так понимаю, вы по-прежнему боитесь королевского гнева?
— Боюсь… Боюсь, что самим придется держать ответ. Вы приказываете, чтобы мы быстро собрались и не стали в дороге обузой? Я могу попробовать, но мне будет легче, если все будут знать, что вы сами замолвите о нас слово перед Кенгудом Восьмым.
— Что именно вы хотите получить от короля?
— Ничего того, с чем ему жалко расстаться. Землю где-нибудь в приграничье — скудную и никому не нужную. Хорошо бы бакайцев туда же — хоть и варвары, но ужиться с ними можно, а без защиты трудно нам. Только не надо нас опять на смерть бросать: два раза за одну вину не казнят. Вот чего хотим.
— Хорошо, я попробую уговорить короля.
Ага, так он меня и послушает…
— Он мудрый правитель и справедлив к тем, кто пострадал за королевство. Нас почти в два раза уже меньше стало — мы заплатили кровью. Отдых заслужен; и ни светский, ни церковный суд не должен нас осуждать за то, что мы сделали или не сделали.
— Да понял я, понял. Сколько вам надо времени, чтобы собраться?
— Все собрано. Прикажете если, то к полудню выступим.
— Удивительно — Арисат говорил, что вам на это и недели не хватит.
— Он умен для варвара, но до нас ему неблизко…
— А почему же вы из деревень людей не увели? Столько людей погубили…
— Зачем? Пока есть хоть какие-то жители в деревнях, они разоряют их и храма не трогают. Спрячем всех здесь — к утру пепелище останется. Мы не бакайцы — не выстоим. Вот и кормим погань кусочками, чтобы сохранить самое ценное.
