— Зачем? Пока есть хоть какие-то жители в деревнях, они разоряют их и храма не трогают. Спрячем всех здесь — к утру пепелище останется. Мы не бакайцы — не выстоим. Вот и кормим погань кусочками, чтобы сохранить самое ценное.
— Жестоко…
— Мир вообще с нами неласков… Что ж, главное мы обсудили — пора бы и пообедать, а то мне уже неудобно перед гостем. Обещаю, что вам понравятся все блюда, — это хоть немного компенсирует долгое ожидание.
Так и знал, что этот тощий еретик не даст пожрать, пока всего важного не обговорим. Спасибо, что не пытается в свою веру обратить, — так есть охота, что могу согласиться.
— Верю: ваши люди, похоже, во всем мастера.
— Лучшие мастера. — Епископ указал на мои ноги. — Сапог, гляжу, у вас нет еще?
— Завтра будут.
— Наш сапожник снимет мерку, и завтра у вас будут боевые сапоги от иридиан.
— Зачем мне две пары?
— Как наденете — снимать не захотите, и будут бакайские без дела пылиться, сами убедитесь. А вот и обед!
Еда здесь, кстати, оказалась на порядок разнообразнее, чем в Талле.
И вкуснее.
Милейшие люди — не понимаю, почему бакайцы с ними общего языка не нашли. Или предрассудки мешают?
* * *«Продолжение отчета добровольца номер девять. День шестой. Сегодня обедал у местных мормонов. Или адвентистов — не знаю, как правильно перевести на русский. Пирог с осетриной. Тушеная зайчатина. Фаршированные куропатки. Рыбный и овощной салаты. Варенные в укропе крабы. Черная икра. Ложками. С хлебом черным и белым. Плакал, вспоминая товарища Сухова и Петруху. Криптона не дали. Подумываю о смене веры — может, со своим поделятся. Если кормить будут так же, согласен даже на обрезание».
Почти все жители Талля демонстративно занимались подготовкой к пешему драпу из этих благодатных мест. Даже ночью, при свете факелов и костров, чинили старые телеги и сколачивали новые. При этом все, за исключением меня, Арисата и, наверное, Зеленого, считали, что делают это лишь ради дезинформации врага. Пойдем-то по морю — струги и плоты готовили втайне, чтобы никто из погани не заметил; занимались этим только днем — не слишком демонстративно и не забывая про маскировку.
Помимо общественной задачи каждый столкнулся с личной — надо определить, что из имущества стоит тащить с собой, а что можно бросить как малоценное. Желательно, чтобы первого было как можно меньше: большой груз при отступлении нежелателен.
Мне тоже пришлось делать этот выбор. Вернувшись от иридиан, велел Туку собирать мои пожитки — ведь он при сэре Флорисе кем-то вроде завхоза был.
Тук остановился лишь с началом ночи, сообщив, что завтра все доведет до конца. Я остаток дня бегал между кузницей, плотником, сапожником и «тренировочным закутком», не контролируя процесса сборов, о чем сильно пожалел.
Тук собрал абсолютно все, кроме трех столов, топчана, печи, избы и поленницы. Три огромных сундука из кладовой были набиты под самые крышки. На стенах не осталось ни оружия, ни щитов — даже ломаное увязал и запасные древки к копьям и топорам. Постели больше не было — спать мне теперь предстояло на голых, не слишком ровных досках. Горшки и другая глиняная посуда набиты в мешки и переложены сеном. Апофеозом хомячества Тука была связка из ухватов, деревянных вил и грабель, перемотанная соломенной веревкой. Рядом, в такой же связке, возвышалась стопка струганых досок. К ней была прицеплена медная ночная ваза и два деревянных ведра.
Занавес… Похоже, в Тука вселилась информационная матрица моей жабы…
Чтобы все это увезти, не хватит двух телег…
Утром пошел выяснять отношения.
«Завхоз» нашелся на своей любимой завалинке — горбун с аппетитом поглощал все те же яйца и зеленый лук.
— Здравствуй, Тук.
— И вам здравствуйте, сэр страж, и попугаю вашему тоже здоровья побольше. Выпьете чего-нибудь с утречка?
— Нет, благодарю. Скажи мне, Тук: то имущество, что ты собрал…
— Если вы насчет того, что собрал не все, так это я мигом доделаю. Сейчас дожую и займусь. Может, даже к обеду управлюсь, а не управлюсь — так до вечера точно.
Меня чуть не передернуло: он готов еще пару телег хлама по всем местным помойкам насобирать?!
— Тук, ты хорошо понял мои слова? Я приказал забирать самое ценное — остальное бросаем.
— Я так и делаю! Сено не буду забирать, даже нынешнего покоса, — на овсе лошади протянут, а там где-нибудь разживемся. Смолу, что для конюшни готовили, так и оставил у ямы вместе с тесом липовым — на новом месте накурим. Что мы — пней для такого дела не накорчуем? Кадку, в которой капуста завонялась…
— Стоп! Ты, похоже, меня не понял. Представь, что мы должны забрать только то, что сумеем унести в руках. Представил? Вот это и оставляй. Остальное бросим здесь.
— Да как же! — вскинулся горбун. — Одного оружия столько, что впятером не поднять! А бронь сэра Флориса?! А одежды полон сундук?! А мехов лисьих и куньих четырнадцать полных связок, и бобровых две?! А перина, почти не старая?! А две подушки перьевые?! А пуха гусиного четыре мешка?! А две шкуры медвежьи?! А посуда?! А…
— Стоп! Оружие раздаем дружинникам — у кого свое похуже, и боевитым мужикам из жителей — пусть сами и тащат… уж такое они не бросят.
— Э! Да оно же денег великих стоит!
— Жизнь дороже. Бронь эту… На тебя она налезет?
— При моей-то спине? Без переделки никак…
— Сам сможешь переделать?
— Я, конечно, не Грат, но по кузнечному делу не дурак — смогу, если он рядом будет.
— Вот и займись — на себе броню и потащишь: твоя теперь будет.
— Благодарствую, сэр Дан, только вот оружия мне до слез жалко, может, оставим?
— Что это ты то на меня, то на попугая смотришь? Он точно ничего нести не будет — даже не мечтай.
— Эх… разорение же… Выходит, зря оружейную спасали…
— Не зря — оружие это на нас работать будет: в руках наших людей погань рубить.
— Все равно очень уж жалко.
— Посуду только походную возьмем, остальную бросим. Одежду сам выберу, что останется — можно и раздать. И вообще, сейчас вместе разбирать все будем, а то ты опять каких-нибудь досок и бочек наберешь.
* * *
До обеда пришлось выслушивать стоны и причитания Тука, он оказался жадиной пострашнее классического Плюшкина. Дай волю — ни соломинки врагу не оставит.
Затем устроил обход деревни, подозревая, что жители недалеко ушли от моего завхоза, — такие же матерые хомяки. Удивительно, но все оказалось не столь ужасно: брали в основном действительно лишь самое-самое (или мастерски скрывали от меня лишнее). Дисциплинированный народ. Тук, по-видимому, просто использовал право сеньора на привилегии, пытаясь эвакуировать абсолютно все барахло.
