Заслышав шаги, ящер поднял голову, но, узнав людей, успокоился и снова заснул.
Священник присел перед девушкой на корточки, но та не обратила на него никакого внимания, бессмысленно глядя темно-сливовыми глазами в небо.
– Дина! Дина! – шепотом позвал он ее.
Она не откликнулась.
– Диии… на…
И снова молчание в ответ.
– Ну и ладно, – махнул рукой священник. И сел рядом. А потом махнул рукой Марку – отойди, мол. Тот послушно отошел и сел в сторонке.
– Дина, а знаешь, ведь Марк в тебя влюблен. Как и ты в него. Только ты его полюбила раньше, чем он это увидел. И раньше, чем он это заслужил, – вздохнул отец Евгений.
– А знаешь, так часто бывает. Любовь открывают девочки, а продолжают ее мальчики. Ты помнишь его? Высокого, стройного и зеленоглазого? У него еще раньше волосы длинные были. Помнишь ведь?
Она немигающе смотрела на равнодушные колючие звезды.
– Помнишь. Только пока не хочешь вспомнить. Помнить и вспомнить – разные слова, правда? Ты помнишь другое – как ты доверилась ему, а он не защитил тебя от чудовищ. Не смог. Но и никто бы не смог. Но он виноват. Это было не в его силах, но он все равно виноват перед тобой. Когда-нибудь ты его поймешь и простишь. Я даже знаю, когда ты сможешь его простить. Когда у вас будут дети. У вас будет много детей.
По ее щеке вдруг покатилась слеза. И в ней засверкали отражения звезд. Где-то среди этих отражений блестело и невидимое отсюда земное Солнце.
– Ты ведь уже даже придумала имена своим детям. Я знаю, что это так Ведь, правда? А если и не придумала, то это так легко исправить. Нужно лишь захотеть – и тогда…
Она вдруг ожила. Она медленно повернула к священнику мокрое от слез лицо.
– Выйдешь ли замуж за Марка, дочь моя? – осторожно коснулся ее щеки священник
И она, впервые после стольких недель молчания, прошептала слово.
На следующий день в лагере сыграли первую свадьбу…
Потом прилетит транспорт с переселенцами с Земли. С теми, кто рискнет все изменить в своей жизни. Кто захочет все изменить. И вернется батальон – нет, не весь; конечно же, не весь, ведь у офицеров штурмбата еще столько дел на других планетах.
Они будут строить новые города и возделывать поля.
Еще будут проблемы, но будут и решения. Будут ссоры, но будет и любовь. Будут драки, но будет и мир.
Но главное – будет Человечество.
Теперь уже – навсегда.
И первенцами этого нового Человечества ста нут близнецы.
Мальчик и девочка.
И обоих назовут…
Евгений и Евгения.
Что на древнем-древнем языке означает «Благого рода».
Правильного рода…
Борт космического транспорта «Мечта», 2297 год– А ты не круто взял, а, майор? – поинтересовался Харченко, когда офицеры, тепло распрощавшись с захмелевшим капитаном и захватив с собой остатки коньяка, вернулись в свою каюту, которую уже по зародившейся на Земле традиции делили на двоих. По дороге связались с Лаптевым, пригласив его в свою компанию. – Восстанавливать армию, флот, пусть и космический. Лавры Автарка покоя не дают? Да ладно, ладно, не ершись, это я так, просто к слову пришлось… О другом хочу переговорить. Вот вернемся мы через пару-тройку дней на Землю, расхерачим этот клоунский Ученый Совет, а дальше-то что? Думал об этом?
– Думал. Отчасти потому и с капитаном разговорился. Жить рядом с Автарком и ему подобными? Знаешь, не тянет меня что-то… А ты-то сам, Сереж, что думаешь?
Харченко тяжело вздохнул. Плеснул коньячка себе и Крупенникову. Махнул залпом, не дожидаясь комбата, и, не закусив, продолжил:
– Знаешь, Виталя, хода обратно нам нет.
– Автарк вроде бы обещал…
– Вроде, вроде… А самому подумать? Нас оттуда, – Харченко ткнул пальцем куда-то за спину, где, по его мнению, видимо и располагалось прошлое, – вытащили за секунду до смерти. За СЕКУНДУ, понимаешь? Ну, вернут нас, если сильно попросим. В тот же миг, откуда забрали. И смысл? Мы даже очнуться толком не успеем. Глазки открыл – хлоп, пуля или осколок в лоб – глазки закрыл. Вот и всё возвращение домой. Погибли мы там, Виталик. Навсегда погибли. Хочешь вернуться?
Крупенников помолчал. На самом деле, он, конечно, хотел вернуться домой. Все эти автарки, гиперпрыжки, ящеры, флаеры – все это было глубоко чуждо человеку сороковых годов двадцатого века. Каждый раз Крупенников, садясь во флаер или гравилет, глубоко изумлялся тому, как эта хреновина вообще способна летать. Хорошо, хоть психика войной закалена по самое не могу – никаких тебе футурошоков. Впрочем, какие могут быть футурошоки у жителя двадцатого века? Века, начавшегося с самобеглых колясок и перкалевых аэропланов и закончившегося Интернетом и ускорителями элементарных частиц. Великий был век. И поэтому комбату очень хотелось вернуться домой. Да и не только комбату. Каждый из офицеров во снах видел свои дома, свои семьи, своих любимых. Но туда, в эти дома, уже пришло извещение, состоящее всего из одной фразы: «пропал без вести». Конечно, их все еще ждут – дочери, жены, матери. Невесты ждут. И не дождутся, никогда не дождутся.
Крупенников поднял рюмку. Печень ты моя, печень… Заботься, печень, о душе, потом душа о тебе позаботится. Если до старости доживет. Свинец, знаете ли, все же смертельнее этилового спирта…
– Харченко, открой секрет?
– М?
– Расскажи, как вот ты так, пьешь-пьешь, а не пьянеешь?
– Учителя были хорошие. Или, может, талант у меня. И это все, что ты мне можешь сказать?
– Знаешь, Сереж, ты прав. Возвращаться – плохая примета, особенно, если возвращаться-то и некуда. А оставаться? Какие есть варианты?
– Немного вариантов, товарищ командир, – внезапно подал голос Лаптев. Начальник штаба не любил пить, предпочитая держать мозги в свежести.
– Расслабься, – поморщился Харченко. – Ты не на совещании штаба.
– Не на совещании, конечно, но… – и тут Лаптев неожиданно замялся, что было совершенно для него несвойственно. Сухой, выдержанный, мыслящий числами, условными отметками и стрелами на картах, никогда не лукавивший перед начальством – настоящий штабной офицер – внезапно смутился.
– О чем ты? – прищурился Харченко.
– Тут никаких вычислительных машин не надо. То, что война не сегодня-завтра закончится, – и ежу понятно. Противнику просто нечего нам противопоставить, они не готовы к активным действиям. Отсюда делаем вывод: после победы мы более не нужны. Нас осыплют наградами, званиями и прочими плюшками. А потом отправят разводить капусту.
– Почему капусту? – удивился Крупенников.
– Это метафора. Теперь второй вариант. Пользуясь правом сильного, мы возвращаемся на Агрон и устанавливаем нашу власть на нем и других освобожденных планетах.
