с шершавыми бетонными стенами, тусклые сороковатные лампочки под потолком. Коридор весьма длинный. Глухие железные двери камер. Черт возьми, сколько здесь изоляторов? Десятка два. Точно не меньше.
Проверив пропуска, дежурный поднялся с места и повел нас в допросную. Открыл нам дверь, щелкнул выключателем и в допросной зажегся свет.
— Располагайтесь. Сейчас приведу, — сказал офицер и пошел за Мастером.
В допросной ничего лишнего: стол, по обе стороны стола два стула. Стены выкрашены темно-зеленой краской. Полина заняла свое место, я встал по правое плечо от нее. Спустя миг дежурный привел Гаврилова, и посмотрев на нас, проговорил:
— Если что-то будет нужно — зовите, — и на этом закрыл дверь с той стороны.
С несколько секунд между нами и Мастером было молчание. Смотрели друг на друга. Потом Полина кивнула ему на стул, и Гаврилов неспешно сел.
Его лицо было ничем не примечательным. Обычное лицо. Пройдешь мимо такого человека и даже не обернешься, и мысли не будет, что это маньяк. Я даже скажу больше — его лицо располагало к себе, и было в Мастере что-то аристократическое. То ли дело в длинном носе с горбинкой и тонкой переносицей, то ли в высоком лбе, или же в длинной шее. Или в тонких длинных пальцах, как у пианиста?
Взгляд — умный, живой и… добрый. Нет искр безумия и нет ничего звериного. Что самое интересное, ничего я к этому человеку не чувствовал. Ни ненависти, ни злобы, даже ударить не хотел. Что не скажешь о Полине. Сжимала кулачок так, что костяшки побелели, но со стороны она была невозмутима, как море во время штиля.
Ну не похож он на маньяка и все тут. Но факты говорили сами за себя. Вот он перед нами, человек, который держал в страхе всю Москву в течение нескольких месяцев. Полина достала из сумочки диктофон, и положив на стол, включила запись. Потом перевела взгляд на Мастера и холодно, с некоторой сталью в голосе, сказала:
— Ваша имя и фамилия.
— Гаврилов Петр Ильич.
— Год и дата рождения.
— Десятого мая тысяча девятьсот семьдесят восьмой.
— Знаете за что задержаны?
— Мне толком не объяснили. За хранение гелия, полагаю.
— Вас подозревают в серии убийств. Всего пятнадцать.
— Помилуйте, товарищ милиционер, какой из меня убийца?
— Знаете кто такая Татьяна Петренко?
Помолчав с секунду, Мастер ответил:
— Нет, в первые слышу.
— «Судя по реакции его зрачков и по частоте дыхания, с высокой долей вероятности могу сказать он не врет», — произнесла Эя.
— «Это как так? Он не может не знать, кто такая Петренко. Вероятно, что действительно не знал как звали девочку».
Полина открыла в галерее телефона фотографию трупа Петренко, которую она сделала в лаборатории у Алксниса, и положив телефон на стол экраном вверх, подвинула Мастеру.
— А теперь? — спросил напарница.
Гаврилов посмотрел на фото и побледнел.
— Простите, можно воды? — попросил он.
— Не положено. Узнаете? Знакома? Ваших рук дело!
— Моих?! Да что вы такое говорите! Я ее не трогал! Знать не знаю, кто это!
— Да? Тогда откуда все это оборудование у вас в квартире? Откуда янтарь? Откуда гелий? Отвечайте по порядку!
Нижняя губа Мастера задрожала, он прижал рот ладонью и зажмурил глаза, замер так на пару секунд, а потом убрал руку. Дрожь прошла, словно Гаврилов взял себя в руки. Он причмокнул пересохшими губами и спокойно сказал:
— Послушайте. Я и правда не знаю кто такая Петренко. Я не знаю, кто сделал это с ней. Что касается моей квартиры… я занимаюсь биологической кибернетикой… это что-то вроде хобби… я боготворю науку и хочу сделать мир лучше. Гелий нужен мне для опытов.
Мастер все больше напоминал мне какого-нибудь учителя биологии или ботаники — прям душка человек. Для полного образа очков для зрения не хватает.
— Так. Продолжайте, — сказала Полина и подвинула к себе свой телефон.
Он снова причмокнул:
— Дело в том, что у меня есть теория… я пытаюсь воплотить ее в жизнь. Она заключается в том, чтобы вживить в биологический организм имплантат. Например, чтобы гипертоник постоянно знал свое давление, и имплантат ему в этом поможет — будет отслеживать все показатели организма в режиме реального времени.
— Очень ловкая легенда, но она никак не объясняет наличие у вас гелия и янтаря. И внутренних органов в колбе.
Мастер нервно рассмеялся:
— Я вам сейчас все объясню. Органы не человеческие. Они принадлежали животным.
— Вы проводите эксперименты над животными? Вы знаете, что это незаконно?
— Да. И я готов за это ответить.
— Ответите, не переживайте, за все ответите!
— Только не за убийства людей. Я их не убивал!
— Статья сто два УК РСФСР — умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах части г, е, з, и, л наказывается лишением свадьбы на срок от восьми до пятнадцати лет или смертной казнью. В вашем случае, Гаврилов, суд назначить вам смертную казнь! Отвечайте! Ну! Вы убили пятнадцать человек? Облегчите душу! Расскажите обо всем! Я знаю вы хотите это!
Полина сказала это с таким чувством, что даже я проникся и мне стало не по себе. Почувствовал себя преступником. А ведь я должен тоже сидеть на месте Мастера, один замес на крыше высотки тянет на вышку — поймал себя на мысли.
— Я не убивал! — взвыл Гаврилов.
— Это мы скоро выясним. Не уходите от темы. Где, у кого и с какой целью взяли гелий и янтарь?
— Гелий мне предоставил мой давнишний знакомый. Он работает на «Гелиймаше» главным инженером. Гелий нужен мне для экспериментов. Боюсь вы не поймете всех принципов его взаимодействия с тканями организма… этого даже современная наука не в силах понять… не хочу хвалить себя, что я, мол, такой умный… но это так — наука еще не дошла до таких технологий. А я дошел. Если говорить простым языком, то гелий предотвращает отторжение тканями инородного тела, то есть имплантата. Еще он улучшает проводимость нервных импульсов и регенерацию тканей. Это если объяснять простым языком. Но поверьте, все не так просто, как кажется на первый взгляд.
— Вам будет с кем поговорить на эту тему, — сказала Полина, и я понял, что она имела в виду товарища Алксниса. — Кто этот ваш товарищ, который вынес вам гелий?
— Рунов Ким. Учились с ним в медицинском.
— Хорошо. Теперь об янтаре. Где, у кого и с какой целью приобрели?
— Этот янтарь семейная реликвия. Дело в том, что мой отец и дед всю свою жизнь занимались добычей янтаря. Дед добывал его еще в российской империи, а отец всю жизнь прожил в Калининграде. Там
