провести этот идиотский суд.
Постепенно размышления Гаррета перешли на более приятные вещи и куда более приятных людей. Он не понимал почему, но его мысли периодически возвращались к Рэйвен. То, что он испытывал сейчас, невозможно было сравнить ни с чем другим. Да, было время и он так же думал про Джо. Но спустя годы Гаррет понял, что он и Джо никогда бы не смогли испытать того, что он испытывал с Рэйвен. Джо не была для Гаррета, как и он не был подходящей партией для нее. Спустя триста лет он это понял. Джо зацепила его своей неприкосновенностью. Она, в отличие от огромного процента знакомых девушек, не висла на его шее и не просила внимания, более того, Джо была под запретом – занята Рэем. Сейчас Гаррет понимал, что ее привлекательность и заключалась в ее недоступности. Но если бы Джо тогда, много-много лет назад все же выбрала Гаррета, скорее всего очарование момента быстро бы улетучилось, и все трое были бы несчастливы.
Сейчас же все было иначе.
Рэйвен, несмотря на то, что ее внешность похожа на Джорджину Джонс, Рэйвен была совершенно другой. Гаррет знает ее не достаточно долго, но уже понимает, скорее всего понимал с первой встречи. Их словно связывает что-то большее, чем остальных людей в мире и во времени.
Прошлой ночью, лежа рядом со спящей Рэйвен, Гаррет подумал, что скорее всего ему было суждено попасть на глаза Дельгадо и оказаться в мире будущего, чтобы встретить ее и почувствовать себя живым. По-настоящему живым.
Дверь зала совещаний открылась, Гаррет не поворачивался, все так же смотрел на улицу Столицы, но он прекрасно знал, кто идет к нему и какое решение Семья приняла. Бират остановился рядом с Гарретом и спрятал руки в карманы брюк.
– Мы их разбудим, – сказал Бират и глубоко вздохнул. – Я был против этого.
Гаррет фыркнул.
– Разумеется ты был против, никто же не должен понимать, кто в Семье истинная крыска.
– Я это делаю не ради себя, – сказал Бират, словно его только что не назвали крысой.
– Поэтому мы с тобой на одной стороне.
Бират отрицательно покачал головой.
– Не уверен, что мы выиграем суд.
– Не мы, а я. Тебе там вообще ничего не надо будет делать, сиди себе и поддакивай Рихану. Все должны думать, что ты глотку перегрызть можешь за честь Семьи.
– А потом, после того, как Рихан отправится на Ристалище, мы с тобой вдруг найдем общий язык.
– Не вдруг. Это будет постепенно. Не переживай.
– Не каждый день скидываешь брата с места главы Столицы.
– Конечно не каждый день. У тебя старших братьев всего на одну попытку.
Теперь уже фыркнул Бират.
Больше они не могли разговаривать, пора было отправляться и будить корпорацию. Им нужно успеть до приезда Рихана, ведь он точно будет против этого, а его слово перечеркнет все поднятые руки Семьи Основателей.
Они спустились ниже уровня земли и, пройдя все коридоры и двери с кровными замками, вошли в помещение, в котором Гаррет пробыл дольше, чем где бы то ни было. Семья Основателей толпилась позади, спереди стояли Гаррет и Бират. Феликс убежал за медиками, они должны будут присматривать за корпорацией, пока те не очнутся. Гаррет не знал, сколько на это потребуется времени, ведь у него со сном особые отношения.
– Приступим, – сказал Бират, и тут из соседней комнаты раздался мальчишеский голос, обладателем которого являлся старик Дельгадо. Гаррет закатил глаза и сказал Бирату:
– Будите их, с мистером Дельгадо я побеседую сам.
Бират кивнул и тут же двинулся к ближайшей капсуле. Медики уже стекались в помещение, в которое еще совсем недавно вход был строго-настрого закрыт.
Гаррет вошел в помещение, провонявшее старостью и лекарствами. Что же текло по этим трубкам, кроме синтетика? Дельгадо был на своем почетном месте старинной картины – висел на стене.
– Гаррет, мальчик мой, что там происходит? – спросил молодой голос.
– Там? – переспросил Гаррет и указал большим пальцем себе за спину. – Ничего необычного, мы всего лишь решили разбудить всех.
– Еще рано.
– Но у нас нет другого выбора, видишь ли, старый хрыч, синтетика больше нет.
В помещении повисла тишина, но Гаррет слышал, как трубки и аппараты закачивали в Дельгадо жизнь.
– Как это? – спросил старик, не шевеля губами.
– Большое несчастье. Заводы сгорели, взорвались, развалились.
– Создайте новый синтетик, – сказал Дельгадо.
– Не получится. – Гаррет развел руками. – У нас нет формулы. Ходит легенда, что один очень древний и неприятный старик хранит эту тайну сильнее, чем кощей свое яйцо с иглой.
– Я расскажу. Нельзя будить их всех раньше времени.
Гаррет наслаждался безвыходным положением Дельгадо. Он смотрел в истончившееся бледное лицо старика и думал о том, сколько же людей тот погубил. Он перевернул мир, уничтожил миллионы жизней и только ради того, чтобы увековечить себя, имя своей семьи и их достижения. Чтобы стать богом и создать вечную жизнь.
– Почему нельзя? – спросил Гаррет и подошел еще ближе, наблюдая за трубками, которые помогали Дельгадо жить. – Ты преживаешь, что дело твоего ублюдского семейства не выгорит, и вы так и останетесь всего лишь поехавшими?
– Не говори так. Мой сын… я должен был понять, что его дело важно. Что он мог сделать вечность реальной.
Гаррет закатил глаза и нашел взглядом трубку, которая отвечала за голос старика.
– А кому она нужна? – спросил Гаррет. – Посмотри на себя. Сколько ты прожил? Лет триста восемьдесят? Больше? Но ты уже не человек.
– Я человек.
– Нет. Ты им и триста лет назад не был и тем более сейчас не стал.
Пока Гаррет разговаривал с Дельгадо, пока смотрел в глаза, он слушал как открывались капсулы в соседней комнате и как членов корпорации выносили одного за одним.
– Вечность никому не нужна, – сказал Гаррет и достал из внутреннего кармана небольшой нож, его лезвие было не более трех сантиметров, но и их хватило, чтобы перерезать трубку.
В это мгновение у Дельгадо пропал голос. Даже если он и пытался говорить, то Гаррет этого уже никогда не узнает. Нельзя, чтобы Дельгадо раскрыл карты и рассказал кому-либо про формулу синтетика. Кроме него тоже найдутся желающие поиграть в бога и даровать миру вечную жизнь, или хотя бы увековечить свое имя. Люди тщеславны, нельзя давать им в руки такое оружие.
Гаррет отступил на шаг, он слышал, что все ушли, кроме него и Дельгадо тут больше никого не было. Он смотрел на старика, а перед глазами проносились события трехсотлетней давности, потом они сменились недавними днями.
– Хочу, чтобы ты знал, – сказал
