Грохот сердца заглушал слова.
— Глушите реактор!
Толстяк дрогнул, но лохматый смотрел с недоверием. Загудел зуммер. Не отводя глаз от Тамары, блондин схватил трубку:
— Пульт. Что?» Скорая»? Кому? Петрович, «Скорая», говорят…
В глазах обоих читалось облегчение: «Да она сумасшедшая!»
«Это они, террористы, притворились врачами. Я не справилась!..Я еще могу успеть». Она рванула из сумки пистолет:
— Глушите немедленно.
Толстяк отвалил челюсть. Блондин шагнул было к ней с самым решительным видом, но Тамара вздернула ствол и рванула спусковой крючок. В замкнутом помещении выстрел грохнул оглушительно. Она перевела дуло с одного дежурного на другого. Лохматый отпрянул, толстяк с грохотом сел мимо стула. Кресло, которое он толкнул, закрутилось на колесиках по полу, словно исполняя балетные па.
— Давай аварийное отключение. Срочно!
Опасливо косясь, лохматый набрал сложную комбинацию на кнопках пульта.
«Подтвердите блокировку реактора личным кодом оператора», — высветилось на экране.
— Давай!
«Аварийное отключение. Реактор блокирован».
Тамаре показалось, здание ощутимо дрогнуло.
— Чего вы добьетесь? — пробормотал блондин. — Его запустят через сутки.
— Откуда? С этого пульта?
Грохнуло, брызнуло стекло, запахло горелым пластиком. Лохматый шустро пополз в угол.
— Не надо… пожалуйста… — лепетал толстяк, забившийся под стол.
Тамара выстрелила в панель еще и еще раз. Она жала на спусковой крючок, пока пистолет, щелкнув, не замер, нелепо выпятив какую-то деталь над ее рукой. Вчерашняя учительница дернула ее несколько раз — железка вернулась на место. Казалось, эхо выстрелов никак не смолкнет. И она не сразу поняла: стреляют на улице.
«А-а-а!» — надрывно заорали снаружи, и что-то взорвалось. В помещение повалил черный дым. В ватной тишине, не понимая, что делает, Тамара вывалилась в задымленный коридор. Она бежала, как зверь в поисках убежища, без мысли, без чувства. За гранью страха.
* * *
Плакать сил не было. Она сидела, втиснувшись между швабрами и ведрами, и мучительно прислушивалась к шуму в коридоре. Если стучали тяжелые ботинки или раздавались гортанные голоса, Тамара подхватывала пистолет и ждала, держа его обеими руками. В конце концов террористы ее найдут, но она не собиралась сдаваться просто так.
«Спать нельзя… Нельзя! Я могу не услышать, как они…» Мысли путались. «Вот-вот рванет ядерная станция…» Одно точно — она совершенно разучилась бояться. Ужасы, которыми она себя пугала, выцвели и скукожились. Оказывается, паниковать из-за продуманных бук — хорошая защита от реальной боли и страха. «Меня посадят в тюрьму за порчу государственного имущества…» — Мысль вышла совершенно не жуткой, скорее смешной. «Камера в тюрьме больше этого чуланчика. И там не надо воду с трубы слизывать…»
Тамара доделывала куклу. Словно не было четырех месяцев косноязычия пальцев. Она распотрошила обмотку трубы и натаскала оттуда странной, скрипящей и колющей пальцы ваты. Ножниц не было, и ткань приходилось скусывать. Проволока в каморке нашлась. Нитки можно было натаскать из футболки или выдернуть из джинсов. А сердце у куклы уже было — из кусочка свинца.
Она застывала, прислушиваясь к голосам, грохоту или шагам. Иногда бралась за пистолет. И снова шила: стежок за стежком. «Злая ворона, не каркай тут…» Шуметь нельзя, Тамара напевала колыбельную беззвучно. «…И не буди нашу детку». Сорокаваттная лампочка начинала потрескивать: последний страх — остаться совсем без света. На второй день она дошила куклу, и этот страх ушел. «В джунглях на ветках сливы растут…» Томочка укачивала дитя, а за тонкой фанерой двери грохотали выстрелы. «Тс-с-с! Не бойся, — молча уговаривала она крошку, — все будет хорошо».
Детям нельзя врать, они чувствуют и фальшь, и глупость, и трусость взрослых. Когда на коленях ребенок — надо быть сильной и бесстрашной: «…сливы растут, целый мешок за монетку». Где-то вдалеке — хлопки взрывов и скороговорка выстрелов. «Они могут не успеть?» — спросила ее кукла. «Могут, — ответила Томочка (детям врать нельзя), — но мы сделали все, что могли. Подпевай: «…целый мешок за монетку».
Она спала, и страха не было. По высокой траве бежала смеющаяся девочка, безоблачное небо обнимало их. Будущее было прекрасным.
Проснулась Тамара внезапно.
Шаги. Уверенные, злые шаги по коридору. «Не бойся, солнышко. Ничего страшного, просто: «Целый мешок, огромный мешок…» Она перехватила пистолет. За три дня его тяжесть стала родной, знакомой.
— Нам просто повезло. У них после выхода реактора из ксеноновой ямы еще сутки были, чтобы заново его запустить.
— Ага, с раскуроченного пульта?
— Да уж… — смешок, — кое-кто сделал за нас половину работы… А этот коридор мы проверяли?
Она слушала звуки чужого голоса, как нечто инородное, не имеющее смысла. Как хруст веток в темноте ночи. Шаги остановились напротив двери. Тамара прикусила губу и подняла пистолет, совмещая мушку и прорезь. «Это совсем не страшно, поверь». Дверь скрипнула, в проеме — две фигуры.
Тамара плавно потянула за спусковой крючок…
* * *
Фотография облетела все новостные агентства. Автор, говорят, мог получить миллионы, но сдуру выложил ее в Сеть. Среди развороченных бетонных блоков, сквозь дыру в разрушенной ограде атлет в камуфляже выбирается с девушкой на руках. Спасенная крепко обнимает куклу с тревожными глазами: синим и зеленым.
Только ленивый блогер не запостил современный вариант «Девочки и солдата». Но никто не упомянул: спецназовец поставил девушку на землю, и та отвесила ему оплеуху. Да так удачно, что пустила юшку из мужественного носа.
Окружающие списали инцидент на постстрессовый синдром.
* * *
ЧЕРЕЗ ТРИ ГОДА ПОСЛЕ ПОПЫТКИ ВЗРЫВА РЕАКТОРА
«Эта оптимистичная девушка заражает энергией каждого, кто имеет счастье общаться с ней. Ее история — это не только история бизнес-успеха, но и история невероятного личного мужества. Кажется, что в каждой ситуации она способна найти новый шанс, увидеть вызов своему таланту. Сейчас Tamara Serafimova, вдохновитель нескольких мировых художественных проектов, руководитель международной школы и куратор ежегодной выставки «Вернуть надежду!». Сама Tamara утверждает, что ее цель — через творчество влиять на ноосферу, на мышление людей. И это, безусловно, ей удается.
Ее куклы стали художественным открытием прошедшего года и общепризнанным символом сопротивления человека разумного, человека чувствующего безумию терроризма…»
Журнал «Time»
