Тамара куснула губу. Ну почему она не обладает даром убеждения. Или хоть уверенностью. Она заерзала на стуле. «Почему все так спокойно — осталось три дня!»
— Галочка, чаю мне. Лимончик не забудь, лапуля, — бархатно донеслось из селектора.
Тамара подскочила, крикнула отчаянно:
— Дмитрий Владимирович! Катастрофа! Теракт!
Повисла удивленная тишина. Галочка засверкала глазами, выставила гелевые когти — сейчас в глаза вцепится.
— Серафимова, ты, что ли? Зайди, — сказал начальник.
— Дмитрий Владимирович, я два дня назад передавала отчет. Где убийство начальника охраны, и самолет…
Директор смотрел непонятно. Как на диковинную рыбу в аквариуме.
— Ну?
— Дмитрий Владимирович, я четко видела дату: двадцатое. Через три дня.
— Серафимова, а ты чего нервничаешь-то?
Казалось, она бьется в пуленепробиваемое стекло.
— Теракт же!
— Ну да, я понял. Информацию получили, к сведению приняли, кому надо — работает. Ты, Серафимова, не паникуй.
Начальник был благодушен и действительно не понимал ее тревоги.
— Чаю хочешь?
— Нет, я…
— Не хочешь как хочешь. Иди, Серафимова, следующий доклад — через неделю. Иди, смотри сны.
Тамара выскочила как оплеванная. Галочка проводила ее злорадным взглядом.
* * *
Она надеялась, что окажется мнительной клушей. Это — всего лишь ее кошмары, и ничего страшного не произойдет… Но телевизор в квартире не выключала. И приемник на кухне, даже на ночь. И, нарушив все инструкции, пронесла в Чистую комнату маленькое радио.
Самолет рухнул через два дня.
«Господи! — Тамара практически бежала: коридор, лестница, коридор… — Как далеко!» И лишь у самых дверей «предбанника» обнаружила, что недошитая кукла намертво зажата в ее руке.
— А Дмитрия Владимировича не-ет… — лениво произнесла Галочка, хлопая ресницами.
— Как? — Голос был хриплым; не голос — карканье. Секретарша пожала плечами и уткнулась в компьютер.
Тамара стояла посреди присутственного места и не знала: заплакать, закричать, стукнуть дуру по завитой головке…
— Да… конечно, я тебя узнала. Еще трубку не подняла — вижу твой номер высветился… Да, буду.
Томочка решилась. Подошла к двери начальственного кабинета, рванула за ручку, услышала испуганное Галочкино: «Ой!» Дверь не шелохнулась.
— Ты чего? Э…
— Как с шефом связаться?
— Его сегодня вообще не будет! — сказала секретарша ехидно и только что язык не показала.
— Буду тут его ждать! — И уселась на стул.
Минуты текли медленно. Томочка по третьему разу прослушала скупые сводки об авиакатастрофе. «Что делать-то?» Попыталась дозвониться Фриманису — «Телефон выключен или…». Покрутила в пальцах рукоделье.
«Может быть, просто совпадение. Странное. Произошла катастрофа, но не та. И как проверить?»
— О! Не ожидал увидеть…
Назар улыбался. Белозубый мужчина в ладно сидящей форме. С плавными и хищными движениями. «Почему я не замечала раньше, насколько он красив? А главное, это мужчина, на которого можно положиться. Во всем!»
— Назар! Как хорошо, что ты… — Она и не заметила, как выскочила из приемной. — Мне надо рассказать, посоветоваться…
— Ну… у меня свободный день. В кафе?
Тамара подумала о дежурстве, с которого она сбежала. О ненаписанных отчетах. Об экстренных выпусках новостей каждые полчаса…
— А! — она тряхнула головой. — Давай!
До кафе она не утерпела. Начала говорить, и вышло, что рассказывать надо с самого начала, еще до их с Назаром открытого урока. Они шли по улице, она сбивчиво восстанавливала всю цепочку событий, приведших к сегодняшнему дню. Как всегда, спецназовец слушал спокойно и внимательно. «Какой у него редкий талант…» Она уже добралась до сна с аварией…
— Извини, совсем забыл. Мне на секунду заскочить… Вот мой дом. Поднимешься со мной? — Тамара кивнула.
В лифте ехали молча. В железной коробке тонкий запах пороха был особенно терпким. И жар сильного мужского тела. И некуда спрятаться от взгляда его синих глаз. А Томочке не хотелось прятаться. Вот только все мысли куда-то разбежались, и не собрать…
Они замешкались в прихожей — не привыкла, чтобы мужчины помогали снимать куртку, — вывернулась неловко, оказалась прижатой к его груди, подняла голову. Его глаза оказались совсем рядом.
— Глаза… и губы.
* * *
— И с этим барахлом вы явились на экзамены? Ни цвета, ни композиции… Заберите и не позорьтесь. — Мэтр захлопнул папку и поковылял дальше, тяжело опираясь на палку.
В глаза напихали острых льдинок. «Действительно, а чего я ждала? Вся затея с художественной школой — глупость, папа правильно говорил». — Сгорбившись, Томочка побрела к выходу.
«Ты даже не попробовала!» — «У меня не было шансов». — «Ну, хоть теперь-то решись, подружка!» — «Я такая глупая… Я не знаю, как сделать ему хорошо…»
* * *
— М-м-м… — Назар потянулся всем телом, и Томочка залюбовалась, как у него под кожей перекатываются мышцы. Как у большого зверя.
«Тигр, как есть тигр. Вот прямо сейчас — сытый и довольный!» — Она хихикнула.
— Знаешь, ты мне еще в классе понравилась…
— Да? — Она прижалась к его груди. Сердце Назара билось ровно и размеренно, словно не он только что… Она снова хихикнула и провела ногтем по коже.
— Щекотки я не боюсь!..Так вот, ты мне понравилась. И я тебя Дмитрию Владимировичу порекомендовал в группу. Не сердишься?
— Что ты, глупыш! За что мне на тебя сердиться?
— Ну… денег тут, конечно, значительно больше, но приходится всякой ерундой заниматься.
— Почему ерундой? Знаешь, сколько мне на eBay за куклу… — Томочка запнулась. — Ерундой? Что ты имеешь в виду?
— Э… — казалось, Назар был смущен. — Пашин ваш, Дмитрий Владимирович, знаешь, чей сын? — И мотнул головой, обозначая, чей именно. — Папа ему выбил синекуру. Сын при деле, и ответственности никакой.
— А отбор, тесты, обучение? — Томочка заледенела.
— Я почему это рассказываю, — «тигр» снова потянулся, — чтобы ты не волновалась. Это — игрушки великовозрастного мальчика. Немножко спектакля, немножко имитации деятельности. Ну и распил бюджетного бабла, конечно.
— А как же мои сны?
— Радость моя, бывают и просто сны…
Назар приподнялся на локте.
— У тебя, Томочка, есть замечательное свойство: ты профессиональная паникерша, да! — Он легонько щелкнул ее по носу, Тамара даже не отреагировала. — Треть отчетов группы — твои записи. А чем больше отчетов, тем больше финансирование! Не миновать тебе годовой премии, солнце мое! Ладно, я в душ.
