Одна за другой чешские машины скатывались к броду и, расплескав и без того мелкую речушку, с надсадным воем карабкались на глинистый откос. Наконец все пять «праг» выбрались на берег — и по ним по-прежнему никто не стрелял.
Похоже, русский танк и в самом деле был один, решил Хаген, опустил бинокль — и тут же снова вскинул его, уловив едва заметное шевеление среди кустарника. Один… нет, два маленьких зеленых танка непривычного вида вползали на холм.
— Куница-1, внимание! Два русских танка на возвышенности прямо перед вами!
Торопливо застучали пушки «праг», и тут же к ним добавились звонкие хлопки русских «сорокапяток». Стычка вышла короткой: получив несколько безрезультатных попаданий, русские почти сразу сдали назад, укрывшись за склоном. В первом взводе одна из «праг», получив снаряд в лобовую плиту, замерла на месте, затем, обиженно взревев мотором, двинулась дальше.
— Обходите с флангов! — приказал Хаген. — Быстрее…
— …как можно быстрее! — кричал я в микрофон. На гребне холма показалась давешняя «двушка», качнулась вперед, отрывисто простучала очередь — и шлемофон эхом отозвался лязгом вперемешку с матюгами.
— Подбили, твари! Гусеница…
— Леха, держись, ща тя прикрою…
— Четверка, уходи оттуда! — Я сказал это тихо, слишком тихо, чтобы меня услышали сквозь рев мотора и грохот выстрелов. Немецкие танки обошли холм с двух сторон, что-то глухо ахнуло, и над лощиной тут же потянулся к небу столб черного дыма. Затем пушечная пальба прекратилась, но тут же длинно, захлебываясь от злости, резанул пулемет.
— Четверка, как слышите! Четверка, ответьте!
Шлемофон молчал. А на выезде из лощинки уже показалась первая угловатая машина с крестами. И не было времени думать о том, какой я хреновый командир и что план боя полетел к свинячьим чертям…
— Агнешкин, свяжите их боем, я выйду к ним на фланг. Леха, когда начнется пальба, попробуй выбить им командирский танк. Все, поехали!
Соскользнув на сиденье, я захлопнул люк, и весь огромный мир сузился до узкой щели смотрового прибора. Мехвод рванул «с прогазовкой», танк буквально прыгнул с места, едва не скользя по мокрому склону; перед глазами плясали вперемешку ветки, небо и земля. Только бы успеть. Снова застучала пушка «двойки»…
…и Хаген с удивлением оглянулся. Еще одна очередь ударила в корму левофланговой «35-й». Начавший уже разворачиваться танк замер, из моторного отсека густо потек черный дым. Летящая вдоль немецкого строя «двойка» с красными звездами на башне довернулась на следующую цель, но в этот момент на лобовой броне полыхнул высверк попадания. Еще через мгновение лейтенанта словно толкнула в лицо невидимая ладонь — русский снаряд прошел буквально в метре от башни.
— Назад!
Секунды растянулись в часы, примерзшему к люку Хагену казалось, что измазанные грязью траки уползают под танк просто невероятно медленно. «Р-раш!» — снова рвануло воздух, и опять бронебойная болванка прошла впритирку, а следом донеслось короткое звонкое «бам», не похожее на уже привычный звук русской танковой пушки, но все это было уже не важно, потому что теперь Хаген успел разглядеть на противоположном берегу знакомый силуэт.
— Цель на двадцать, атака уступом вправо! — скомандовал он, ныряя вниз. — Вальтер, бери правее — так мы выйдем ему наперерез.
Сейчас он почти не чувствовал страха — только азарт охотника, встретившего достойную дичь. Русский наверняка тоже будет охотиться за ним, «Праги» с их 3,7 см для него не настолько страшны. Так, отлично, Вальтер молодец, без подсказок увел их танк за невысокий гребень, а где же иван? Ага, вот он, пытается взобраться на холм, чтобы увидеть их.
— Огонь! — откидываясь назад, скомандовал Хаген.
Рявкнула пушка, масляно лязгнул затвор, сплевывая гильзу.
— Хох! — наводчик не смог сдержать радостного крика. — Я его сделал!
Восторг, на взгляд Хагена, был несколько преждевременен — русский танк не взорвался и даже не горел, а всего лишь остановился на вершине холма, нацелив в небо пушечное жало. «Праги» уже спешили к нему, выпуская снаряд за снарядом — торопливо, взахлеб, словно мстя за пережитый страх, — но к четким хлопкам их выстрелов примешивались другие, более дальние.
— Куница-1, доложите обстановку. — Наушники молчали. — Куница-1, ответьте!
И снова тишина. Хаген обернулся к радисту, тот испуганно развел руками. Рация была в порядке, но… додумать эту мысль он уже не успел. Башня замершего русского танка начала медленно разворачиваться. Должно быть, у Иванов сломался привод, а вращать многотонную махину вручную, да еще при таком наклоне дело тяжелое, почти невозможное, вдобавок их танк уже горел, кому-то из первого взвода удалось зажечь его — но тот русский сумел! Тонкий ствол уставился на ближайшую машину с крестами, на такой дистанции промахнуться было уже невозможно — бам-м! Потрясенный Хаген успел разглядеть, как отлетает назад выбитый по шву кормовой бронелист, а русский уже доворачивал свою пушку на следующую цель — и в этот момент наводчик «трешки» опомнился и выстрелил. «Тридцатьчетверка» исчезла в огненно-дымном облаке…
…башня шлепнулась в лужу паре метров от разбитого танка, тяжело плеснув грязью. Оставшийся в одиночестве фашистский танк поспешно уползал за холм.
Мехвод без команды остановил машину. Я попытался откинуть люк — и не смог, руки не держали, вдобавок, тело начало трясти, слово в приступе лихорадки. И все-таки мы им врезали! Трое против шести! Не просто утерли нос, а размазали его в картошку, хорошо пустив кровь!
Люк наконец поддался. Подтянувшись, я спрыгнул вниз и, прячась за танком — мало ли, ну как стрельнет какой недобиток — перебежал к машине Агнешкина, которая сейчас «представляла собой единую скульптурную группу» с немецким танком.
— Ты его что, переехать собрался?
— Зачем собрался, да? — с наигранной обидой взмахнул руками мехвод лейтенантской машины, высокий — как только в танкисты пролез! — кавказец с пышными «буденовскими» усищами. — Почти переехал, мал-мала скорости не хватило.
— Нам пушку выбило, — старшего лейтенанта трясло еще почище, чем недавно меня, он пытался достать папиросу, но уже второй раз промахивался, негнущиеся пальцы впустую мяли пачку «Любительских». — Я и приказал: на «таран!»
Тоже мне, летчик-истребитель, подумал я, но вслух ничего не сказал. Хоть и временно подчиненный, Агнешкин все же был на целых два кубаря старше по званию.
— А с этой… «черепахой» что? — я мотнул головой в сторону рощицы, где сквозь березы темнел силуэт «забронированного по самое немогу» БТ.
