Бытовые роботы никогда не приходили в Дом-на-утесе. В этот день дом неоспоримо доказал свою ценность. «Уютный беспорядок», — сказал себе Ваун и огляделся. Россыпи книг, набросков и одежды, покрывавшие пол и мебель, были подчеркнуто человечны, они как бы говорили: мы — лекарство против совершенства остальной части Вэлхэла. «Логово свиньи, — возражало его сознание, — неряшливое и мерзкое». Грязные стаканы, сосуды с засохшей глиной… редко тут бывало настолько запущено. Постель не убрана еще со времени полузабытого визита энергичной дамы — каслорнского архиепископа.
Наполнив стакан тонким гицанским бренди, прихваченным по пути в погребе, Ваун опустился в мягкое кресло, и ему захотелось, чтобы автор его печени создал бы ее менее способной к переработке спирта. По-настоящему напиться он был практически не способен. Существовали, конечно, и другие средства, но на рассвете ему понадобится свежая голова: Рокер раскроет свой таинственный сюприз.
Какое-то время Ваун сидел и пытался просчитать, что это мог бы быть за сюрприз, но после половины стакана он отказался от этой бессмысленной затеи.
Потянувшись за добавкой, он понял, что вместо этого размышляет о Мэви, что было еще более бессмысленно… больше сорока лет прошло с тех пор, как он раскрыл ее вероломство и вышвырнул ее… почти пятьдесят — с тех пор, как он победил Братство и вернулся домой, к славе и наградам героя… почти семьдесят с тех пор, как слабоумная девственница из Пуцайна родила придурковатого темноволосого сына, избранного, по ее мнению, Богом для спасения мира.
Наполняя трясущейся рукой второй стакан, Ваун решил, что спасение миров штука одноразовая. Мирам следовало бы оставаться спасенными. Раз и навсегда.
Нечего удивляться, что Вауна не узнали на вечеринке у Мэви. Говоря правдивым языком биологии, он стареет. Он не мог вспомнить, каков обычный человеческий срок — а у него, наверное, другой, — но скорее всего меньше ста лет, и гораздо меньше, если вычесть старческую дряхлость. При помощи хорошего бустера он может этого избежать и упиваться цветущей мужественностью еще лет сто, прежде чем наступит внезапное разложение, такое ужасное, как то, что cлучилоcь с Тэмом.
Ваун подумал, что заслужил это столетие. У него есть на него право!
Девочки. Вечеринки. Стрилеры. Даже рисование…
Потом он впервые осознал, что, сам того не замечая, смотрит на свой мольберт и уже так долго, что, даже закрыв глаза, видит рисунок на обратной стороне век. Это было искусное изображение обнаженной девушки, развалившейся на траве и украшенной солнечным светом и лепестками цветов. Он набросал ее одним печальным днем много недель назад и напрочь забыл закончить. Выбираясь из кресла, Ваун обратил внимание, что у девушки золотисто-каштановые волосы.
«Излишне сладострастные», — решил он, пробираясь к мольберту через мусор. «Не такие симпатичные, как у Фейрн», — размышлял Ваун, вытаскивая картину на балкон. «Бессмысленная трата времени», — решил он, швырнув ее подальше. Он посмотрел, как картина, кувыркаясь, улетает в пустоту подобно раненой птице, и следил за ней взглядом, пока она не погрузилась в прибой.
Интересно, что рисовали братья на Авалоне или Скице? Себя? Лежащих в траве, в лепестках цветов? В Братстве не было женщин. Дайс рассказал ему об этом на корабле — мужское тело более эффективно. Женское слабее физически, оно — объект нежелательного интереса с стороны рэндомов-мужчин, и в нем слишком много места занимают репродуктивные органы, которые технологическим образцам не нужны.
Понимают ли они, что потеряли? Ваун думал об этом, швыряя вслед за картиной стакан.
В Доме-на-Утесе был небольшой ком. Для службы безопасности он значился как стоящий в пляжном павильоне. Ваун включил его вручную и плюхнулся в кресло.
Возможно, Рокер обнаружит его… мало того, возможно, что Рокер обнаружит этот секретный файл… но дела таковы, что без риска не обойтись.
— Обслуга!
Мгновенно появилась женщина-сим, соблазнительно прислонилась к мольберту, который бы тут же перекувырнулся, прислонись так к нему настоящая девушка.
— Каков прогресс в расшифровке полученного прошлым вечером сообщения?
— Никакого, адмирал! — вздохнула она. — Нам нужен ключ. Сэр, уже сорок два гостя прибыли, и, насколько я поняла, в скором времени ожидаются еще двести.
Мне нужны распоряжения касательно расселе…
— Посели их куда хочешь! Попробуй использовать в качестве ключа слова «Ооцарсис с Искуота».
Сим исчез. С ним исчезла часть комнаты вместе со всем содержимым, включая мольберт.
— Машины хорошо умеют анализировать данные, — раздался голос Тэма с противоположной стороны стола из золотого дерева, — но они не так хорошо умеют анализировать отсутствие данных. — Некоторое время он покопался в книге, а потом ни с того ни с сего довольно сконфуженно ухмыльнулся. — В любом случае, это служит оправданием тому, что я записал несколько собственных откровений.
— Черт возьми, Тэм! Почему ты мне ничего не сказал? Послушай, ты два года скрывал это!
— Смотри, — сказал образ Тэма и превратился в уличную сцену, в звуки голосов и шум моторов, в людей в странных одеждах, спешащих по тенистым переулкам.
— Избавь меня от своих шуток, Тэм, — раздраженно сказал Ваун. — Я тебя хочу видеть. Твою улыбку. Твой — проклятие! — смех!
— Ты обратил внимание? — Тэм вернулся и его улыбка — тоже. — Это со Скица, записано в 29416-м, наше время. Ничего необычного, кроме того, что для трущоб все выглядит уж очень мирно. Никто не встревожен.
— Тебя всегда тянуло к секретам и тайнам, гаденыш. Почему ты не говорил мне? Я бы мог помочь, нет, что ли? Поддержать тебя!
— Ты видел копов?
Сцена мгновенно вернулась обратно. Застывший кадр: двое парней в форме, выделенные из толпы. Может быть, это были Радж с Дайсом. Или Аббат с Приором.
Или Ваун с Вауном. Братья.
Пары бренди сгущались. Ваун сел.
— Это лишь один пример, — сказал Тэм. — Теперь взгляни вот на это. Это то, что меня насторожило. Это сводка новостей. Фотография парня на балконе, читающего речь. Видишь, позади него? Советник или министр? Может быть, секретарь? Теперь вот это — посмотри на спейсера за рулем…
Друг за другом пронеслись пять или шесть эпизодов, загораживая собой мольберт и забрызганный краской стол и полки. По стенам полз солнечный свет из окна, но Ваун сосредоточился на демонстрации кадров и забыл о Рокере.
— Итак. — Тэм снова вернулся, и в его самоуничижении появилось некоторое самодовольство. — Это схема. Никогда не произносить речей и не трясти знаками отличия, всегда оставаться на заднем плане. Совсем не то, что мы видели на Авалоне! Они не могли оставаться тайной при таком их количестве, но ты заметил отсутствие каких-либо признаков очевидных репрессий? Столетие тому назад, сразу же после Великой Чумы, остатки скицской культуры… Скрипнул пол.
