- Вряд ли.
Опять молчим.
- Спокойной ночи, - шепчет Стёпка.
- Спокойной.
Боль в затылке вновь утихает. Действие таблетки доктор Руслан описал без прикрас. Я проваливаюсь в состояние глубокой беспокойной дрёмы.
Теперь мне снится Андрюшка в сарае с окровавленными губами. А я стою напротив и держу бревно. Взгляд у брата злой, испепеляющий.
- Тварь, - шепчет он. - Козёл. Я знал, что ты не приедешь.
А потом в его руке появляется молоток, и он протягивает инструмент мне.
- На! Докончи уж начатое.
Я беспокойно ворочаюсь с боку на бок и перед пробуждением вижу совсем страшный эпизод. Тётя Марина на кровати в больнице. И лицо! ЛИЦО! Оно аккуратно забинтовано, наружу торчат только красные губы. Как страшно. Это напоминает Слендермена, но только я боюсь совсем не его.
Открываю глаза, когда утреннее солнце бьёт в окно.
********
Мы подъехали к Москве.
До того как поезд остановился, позавтракали химикатами. Я не произнёс ни слова и по-стоянно косился на Серого. Тот вёл себя обыденно, будто вчера между нами ничего не произошло. Стёпка тоже не особо бросался словами. Зато старший часто трещал с тётей Мариной, но в основном на бессмысленные бытовые темы.
За полчаса до подъезда мы сдали постель, а за пятнадцать минут я надел куртку. Поезд остановился на Казанском вокзале. Помнится, бывал я тут как-то в восьмилетнем возрасте. Отец взял меня в командировку и встречался на Казанском с человеком по работе.
Огромный вокзал тогда запомнился мне грязным, переполненный нерусскими людьми. Может, в этой реальности всё иначе?
Как только поезд заехал под накрытие, погрузив купе во мрак, и замер на рельсах, мы втроём ринулись наружу.
- Не торопитесь, - приказала тётя Марина. - Вдруг нас там поджидает оранжевая бригада.
Однако мы всё же высыпали в пустынный коридор вагона, не собираясь выходить. Впе-реди светился тамбур с открытой дверью. Нам туда, но мы не рискуем. Военный здесь тётя Марина, пусть она и идёт первой.
И вдруг.
До моих ушей доносится знакомый вой. Вряд ли я, пересмотревший по нескольку раз обе части Сайлент Хилла перепутаю с чем-либо сигнал воздушной тревоги.
Замираю и прикладываю палец к губам.
- Стёпка, ты слышишь? - шепчу.
- Ага, - кивает тот, немного напуганный.
Нас отвлекает громкий голос Серого:
- А! Пацаны! Что случилось?!
Он вернулся в купе, и теперь мы бежим на его зов. Купе нисколько не изменилось, только вот... оно пустовало. Тётя Марина исчезла.
- Что за фигня?! - вопит Серый.
Я теряюсь, но догадка приходит уже после того, как Стёпка озвучивает мрачную истину.
- Мы снова переместились, - говорит он. - Это другой мир.
Ошарашенный взгляд Серого носится от брата к столу и обратно. Да, стол пустовал, а мы ведь оставили на нём недопитую бутылку минералки. Я вздыхаю.
- Это судьба, - говорю. - Значит, её роль была сыграна, и её удалили. Надо выходить. И теперь во все глаза наблюдать за Буратино и его командой.
Стёпка вздыхает вроде облегчённо, но на лице вновь появляется пустота. Внезапно под-жав губы, он кивает головой на коридор и говорит:
- Пошлите. Мы так просто этому доктору не сдадимся!
И с этими словами решительно двигается к тамбуру. Я спешу за ним, а обалдевший Се-рёга замыкает шествие. Решительность друга пропадает, когда он останавливается у открытой двери. Проводница та же, но будто чуточку потрёпанная и постаревшая.
- Выходите уже быстрее, - требует она.
И мы не заставляем себя долго ждать.
Оказываемся на грязном перроне. Мрак, разлившийся вокруг, сковал пространство вовсе не из-за навеса. Небо затянуто столь чёрными тучами, что солнечному свету не пробиться. Казалось, сейчас не утро, близящееся к полудню, а глубокий вечер вот-вот готовый перетечь в ночь. Фонари на платформах горят, усиливая действие холодного мрака.
А в небе продолжает витать вызывающий мороз на коже глубокий вой воздушной трево-ги.
Бросаю взгляд на здание вокзала впереди и становится ещё страшнее. Оно полуразру-шенное. Навесов нет потому, что их кто-то уничтожил, левое крыло вокзала погребено под обломками. Следствие воздушной атаки, думаю.
Пространство перронов внезапно заполняет голос из динамиков, и не тот безразличный тон девушек, возвещающих о прибытии новых составов, а холодный механический баритон невидимого мужчины:
- ВНИМАНИЕ! ВСЕМ МОСКВИЧАМ И ГОСТЯМ СТОЛИЦЫ! В СВЯЗИ С ОБЪЯВЛЕННЫМ ВОЕННЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ ПЕРЕДВИГАЙТЕСЬ ПО ГОРОДУ С КРАЙНЕЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ! НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ К ПРЕДМЕТАМ, КОТОРЫЕ ВАЛЯЮТСЯ НА УЛИЦАХ И КОТОРЫЕ ВАМ НЕЗНАКОМЫ! ПОВТОРЯЮ!
И голос повторил.
Кажется, у меня мурашки бегут перед глазами от страха. На лице Стёпки бесконечная подавленность, глаза, переполненные прострацией, глядят в одну точку: куда-то на ас-фальт. Серый втянул голову в плечи, как перепуганный кролик.
Добро пожаловать в новую шизофреническую реальность.
- Пойдёмте, - говорю. - К выходу. Надо найти такси.
ГЛОБУС ЭФИРА
И стою, и тебе сказать боюсь,
Что с тобой мы на самом на краю!
В. Самойлов
На краю у Неба
*
Когда мы садились в Самаре, вагоны кишели людьми, в Москве из поезда вышло не более десяти человек. Ни один из них не напоминал туриста. На лицах светилась непонятая решимость: я приехал сюда по делу, и я буду выживать!
По грязной платформе только мы плелись словно изумлённые приезжие из Понаехалов-ска. Настроение на нуле, смесь изумления и страха возбуждает одиночество и желание вернуться домой.
Павильон вокзала пустовал, но народу здесь прибавилось. В основном - ребята в форме. Когда мы прошли через рамку металлоискателя, тот предупреждающе пискнул, но никто не обратил на нас внимания. Двое охранников в метре переговаривались об известных только им тревожных новостях.
