попросила «отправить мальчика в помощь гостям». Загоняли…
— Что, вымотался, Кирилл? — Голос второго помощника нагнал меня у скобтрапа, когда я, получив наконец разрешение покинуть верхние палубы, намеревался спуститься к своим.
— Есть немного, Святослав Георгиевич, — устало кивнул я, а Ветров вдруг усмехнулся. Миг, и снова на лице маска безразличия. Может, мне показалось?
— Ничего, зато, согласись, теперь ты точно на «Фениксе» не заблудишься. — И второй помощник неожиданно хлопнул меня по плечу. — Успокойся, больше таких авралов у тебя не будет. Экскурсии окончены.
— Экскур… — Я осекся. Ну да, за эти два дня, что мы ползем из Новгорода в Англию, я действительно, кажется, облазил весь «Феникс». Не до последнего закутка, конечно, но все же…
— Именно. — Ветров кивнул. — По выходу из Дувра у тебя начнется настоящая служба, так что иди отдыхай. Силы тебе понадобятся.
Успокоил, ага.
— Есть идти отдыхать, — вздохнул я.
Второй помощник капитана хмыкнул и, развернувшись, потопал прочь.
— Святослав Георгиевич!
Ветров обернулся и вопросительно, но с легкой ноткой раздражения взглянул на меня.
— Слушаю тебя, Кирилл.
— А когда меня нет, обязанности стюарда, случаем, не Хельга исполняет? — спросил я.
Не просто так, конечно. Ее каюта, как и каюта старшего штурмана, в двух шагах от нас, только по разные стороны перехода, и вентиляционные жалюзи в их дверях открыты, а значит, и обитатели этих кают на месте. Рассмотреть сквозь жалюзи ничего нельзя, зато слышимость прекрасная. Каюсь, не сдержался. Но не отомстить Хельге за ее выкрутасы я тоже не мог.
— Офицер Завидич, юнец. Офицер Завидич, — с нажимом повторил второй помощник, бросив короткий взгляд на двери кают. Губы его дрогнули в намеке на улыбку. — Свободен.
Вот я не я буду, если к утру в кают-компании не станут со смешками обсуждать возможность назначения Хельги старшим стюардом, а меня младшим. Ну, мне-то по фиг, а вот задирающей нос дочке моего опекуна… Это ж какой удар по ее офицерскому честолюбию, ха!
Правда, порадоваться своей мелкой мести мне не довелось. Вахта, будь она неладна! Собачья вахта, с полуночи до четырех утра. Но время у меня еще есть, поэтому, наскоро поужинав в компании Ивана и Архипа, оккупировавших дальний конец длинного стола, я отправился в свой кубрик. Ноги гудели, руки дрожали, но голова была ясной. Спасибо послеобеденному трехчасовому сну. Так что, вспомнив замечание Кузьмы Николаевича о лучшем отдыхе, я, вместо того чтобы завалиться на койку, вытащил из рундука лекции первого курса флотского училища и погрузился в чтение.
Едва смолкли голоса второго помощника и юнца, Хельга сорвалась с места и, метеором промчавшись по галерее, оказалась в каюте капитана. Если кто и мог ее понять, то только Гюрятинич, в этом Хельга была абсолютно уверена.
Тем сильнее было ее удивление, когда в ответ на жалобы и претензии в адрес несносного мальчишки капитан, обычно чуткий и внимательный, вдруг заговорил резко и сухо:
— Первое. Когда я согласился с идеей назначить Кирилла дежурным по гостевой палубе, то вовсе не предполагал, что таким образом ты хочешь преподать ему урок. Второе, на моем корабле офицеры не гнобят экипаж! Каждый матрос — член команды, а не прислуга. У каждого есть четко очерченный круг задач, от выполнения которых зависит работоспособность «Феникса». И требовать от членов экипажа большего, чем они должны делать, не может никто. Даже я. Это понятно? У тебя есть претензии к тому, как юнец Завидич исполняет свои обязанности?
— Нет… — опешив от жесткой отповеди, качнула головой Хельга.
— Значит, и говорить не о чем, — отрезал Гюрятинич. — Появятся вопросы или сомнения в его профессиональных качествах, придешь и доложишь. Будем разбираться. А до тех пор… забудь!
— Но он же… он же…
— Что? Обидел? Оскорбил? — прищурившись, поинтересовался капитан. — Девочка, я внимательно выслушал все твои мнимые обиды и претензии к Кириллу. Начиная с его невоспитанности и заканчивая полным пренебрежением приличиями. И вот что я тебе скажу… Ты не в училище, а на боевом корабле, пусть и транспортном. И клуш твоих соседских, чтоб следить за благопристойностью и приличиями, здесь нет. Зато матросов, которым соленое словцо заменяет проповедь, под пятьдесят человек! Мне плевать, в какой руке они держат вилку и знают ли, чем нож для устриц отличается от ножа для рыбы. Главное, чтобы не подожгли бордель в каком-нибудь занюханном порту и не устроили перестрелку там же. И хочу тебе заметить, что если и есть человек на борту «Феникса», которому я в этом плане полностью доверяю, так это подопечный твоего отца, хотя бы в силу его возраста. А вот в твоем благоразумии я уже начинаю сомневаться.
— Что-о?! — Хельга изумленно вытаращилась на капитана, но тот только усмехнулся.
— А чего вы ждали, офицер Завидич? — вдруг перешел на официальный тон Гюрятинич, стирая с лица улыбку. — Ваши попытки свести личные счеты с только что принятым на службу юнцом иначе, как мелочной ревностью и детской обидой, не назвать, и, поверьте, этот факт говорит совсем не в вашу пользу! — Капитан поднялся с кресла и, шагнув к иллюминатору, замер, стоя спиной к Хельге. — Свободны, офицер. Надеюсь, больше мне не придется проводить с вами подобных бесед.
Глава 7
Нежданчик, или Приплыли
Вахта нашего отделения завершилась авралом. «Феникс» прибыл в Дувр, и прозвучавший с мостика сигнал «Все наверх», как и многие другие установления и традиции, перекочевавший на воздушный флот с флота морского, поднял команду с коек. Всех, и подвахтенных и отдыхающих. Аврал, что тут скажешь?
Загрохотали по стальным полам матросские ботинки, в галереях и переходах замелькали белоснежные рубахи, вместо синих роб, и лихо заломленные бескозырки с забавными алыми помпонами, вместо беретов. Только что сонный «Феникс» неожиданно ожил, словно растревоженный улей. Ярко засветились горевшие до этого вполнакала потолочные светильники… корабль расцветился вывешенными вдоль куполов сигнальными флажками… ночью! Бред. Нет, я их, разумеется, не видел, но боцман просветил. Да еще и пообещал, что заставит меня выучить всю флажковую азбуку.
— Уж ежели ты руны освоил, то и с этой наукой управишься. А там и до ратьера доберемся. Руки у тебя ловкие, шустрые, будешь наших конкурентов в небе по матушке посылать. Вежливо, со всем решпектом.
Ночная швартовка для меня ничем не отличалась от дневного выхода. Та же суета, тот же грохот в трюмах и крики швартовочных команд. Разве что матерились они, как и грузчики здесь, исключительно на английском языке… весьма странном для моего слуха. Хотя-а… для меня и «цокающая» новгородская речь была необычной, что уж говорить о чужом языке, который я и в той жизни понимал с пятого на десятое.
Разгрузку закончили, лишь когда заалел восход, вскоре
