— Хм… впечатляет, — кивнул тот.
— Одно из доказательств, скажем так. Информационная составляющая вселенной не показывала себя до определенного времени. Ситуация получилась точно такая же, как и с радиоволнами, — мир буквально пронизан ими, но до изобретения определенных приборов, до необходимого уровня научной мысли ни один человек даже не подозревал об их существовании. Но получилось так, что не уровень науки, а необъяснимая катастрофа послужила толчком к открытию третьего столба вселенной, ее неотъемлемой системной части — информационного поля. Материя, энергия и информация есть взаимозависимые вещи, сплетающиеся друг с другом в сложнейшие системы, одной из которых является жизнь, точнее, феномен жизни, которая из одной только материи и энергии образоваться не могла. Ни при каких условиях. Самоусложнение систем противоречит фундаментальным законам вселенной, однако оно присутствует повсеместно. Эволюционные механизмы, как я думаю, тоже не объясняются одной лишь теорией Дарвина, ни в коем случае не объясняются на все сто процентов — развитие жизни напрямую зависит от развития системы материя-энергия-информация. Мало того, по историческим меркам не так давно была доказана возможность перехода материи в энергию и наоборот. Теперь я берусь утверждать, что информация, да-да, та самая информация также способна становиться при определенных условиях как материей, так и энергией.
— Ох, и ничего себе ты, уважаемый, загнул. — Ткаченко цокнул языком. — Без обид, но это уж слишком фантастично.
— Как и то, что я увидел твое прошлое?
— Мог покопаться в анкете и домыслить остальное, — заметил капитан.
— И в той же самой анкете прочитал о том, где сталкеры спрятали тайничок с анобами?
— Э-э… м… приборы показали.
— Нет, уважаемый. Приборы тут ни при чем. «Головни» не излучают никаких особых волн, а аноб неизвестного типа попросту не определяется сенсорами «Шелеста» — детектор автоматически записывает их в фоновый шум.
— Ладно. Сдаюсь. Но все равно не верю.
— Дело ваше, капитан. Тем более в научные теории верить не надо — их необходимо проверять и по результатам либо отбрасывать как негодные либо подтверждать и развивать.
— С точки зрения этой вашей теоремы, профессор… Зона откуда взялась? Ведь мы здесь не случайно. Яковлев, сдается мне, вам немного поверил, если экспедиция таки началась.
— Не то чтобы поверил… — Лазарев приподнял бровь. — Но… определенно решил проверить. Он вообще хватается за все догадки, пусть даже самые бредовые. А Зона, на мой взгляд, не что иное, как сильнейший сбой системы, в которой перегорела информационная составляющая. И участок вселенной с подпорченной информационной прослойкой начинает выкидывать необъяснимые, то есть принципиально необъяснимые фортели. Слово «хаос», я полагаю, лучше всего подходит для объяснения Зоны. Частный случай такого хаоса — появление аномалий, анобов и тварей, только номинально подходящих под определение «мутант», ибо изменения в организмах живых существ мутациями не являются. Настолько сильные сбои, что образуются очаги, где, возможно, происходят конфликты нашей и альтернативных реальностей… возможно даже, параллельных вселенных, существование которых более чем вероятно. Но, повторюсь, это лишь теория Зоны… надеюсь, она подтвердится, и мы хотя бы будем знать, с какого бока к очагам подходить и какими инструментами воздействовать. Иначе нам хана, ребятушки.
— И много этих очагов? — спросил Шелихов. Капитан и Лазарев переглянулись.
— Вы, уважаемый, хоть бы немного новостями интересовались… хватает, скажем так. За двадцать уже, причем досталось всем континентам на нашем шарике. Поэтому-то и бьют тревогу, сталкер, и проекты делают наподобие того самого «Пастыря».
— Может, у вас, профессор, есть мысли относительно того, как Зону убрать? — поинтересовался Шелихов.
— Старший научный я, — поправил сталкера Лазарев. — Есть, пожалуй… как говорится, подобное подобным. Информационный сбой такого масштаба, к сожалению, ликвидировать уже не получится, поэтому Город скорее всего потерян надолго, если не навсегда. Но, если мои прикидки верны, Зоны можно ограничить и предупредить появление новых очагов.
— Может, есть мысли относительно того, что именно подпортило информационный слой? — Ткаченко определенно заинтересовался, по крайней мере скептическое выражение сошло с его лица.
— У меня есть один приятель в ЦАЯ. Он там работает системным администратором, поддерживает компьютеры в порядке. Допуск у него по этой причине едва ли не выше моего, поэтому обсуждать дела Центра не возбраняется. Собственно, с ним я и поделился своими соображениями. Так вот… он сказал такую вещь, что сбои в энергоинформационной системе планеты вызваны DDOS атаками.
— Э-э… чего? — не понял Шелихов.
— Когда очень много пользователей перегружают какой-нибудь сайт непрерывными запросами с множества адресов… как-то так. Я не очень хорошо понимаю в компьютерах, к сожалению. Немного не моя тема. Но смысл такой… тебе, например, нужно побеседовать с двумя-тремя людьми на какие-то определенные темы. Эти трое задают вопросы, ты отвечаешь. Справишься?
— Ну, если вопросы не очень тупые и я знаю ответы, то почему нет. — Шелихов кивнул.
— А теперь представь, что собеседников, допустим, уже десять. Двадцать. Да чего там мелочиться, пусть их будет сто тысяч. И все тебя о чем-то спрашивают с той же частотой, перебивая друг друга. Один интересуется, чего ты слопал на завтрак. Сто шестнадцатого интересует немедленный ответ, чем ты занимался на позапрошлой неделе в пятницу. Восемьсот шестьдесят девятый приказывает выразить твое мнение относительно его новых канареечных брюк.
— С ума сойти… — улыбнулся Семен. — Башка лопнет.
— Нет, не лопнет. — Лазарев покачал головой. — А просто зависнет, если ты будешь честно пытаться ответить каждому в тот же момент, в какой был задан вопрос. Система, как говорится, рухнула, не исключено, что и сгорела от перегрузки.
— Получается, что это мы перегрузили информационный компонент?
— Да. Высокими концентрациями отдельных разумов на единицу площади. Человеческий мозг, в сущности, мощнейшее устройство обработки этой самой информации, о его возможностях до сих пор можно только гадать. Теперь представьте себе миллионы, десятки миллионов таких устройств, посылающих в эфир преимущественно какофонию и деструктивные, убийственные передачи? Не спокойную, мирную мелодию счастья, удовольствия, радости, а преимущественно жесткие ноты злобы, горя, неприятностей на работе, ненависти к соседям, просто усталости от всего на свете и пожеланий, чтобы этот мир сдох наконец в мучениях. У системы при таком обилии неперевариваемых и очень колючих порций обязательно произойдет серьезное несварение. К тому же у информационного слоя планеты наблюдается забавная особенность реализовывать наиболее мощные и массовые послания.
