– Рожа-то у тебя, как из пекла вылез. Ну да ничего, девушки румяные тут не бродят, красоваться не перед кем.
Игнат не ответил, но тоже зажег фонарик и направил его сквозь открывшийся дверной проем: луч осветил облицованные плиткой стены, а потом затерялся во мраке – столь далеко простирался открывшийся путникам коридор. Эрнест, как водится, пошел первым. Игнат потянулся следом. Под ногу подвернулась покореженная жестяная табличка. Он поддел ее мыском, и жестянка перевернулась, выгнулась горбом, явив бурую спинку с нанесенным на нее узором.
– Погляди-ка! Снова тот «паук»…
Он направил на табличку луч фонарика, но Эрнест лишь мельком скользнул по ней взглядом, бросил через плечо:
– Да, биологическая опасность. Здесь исследования проводились, отсюда, видимо, и чуму в Чертов Котел закинули. Ты лучше руками не трожь, пусть себе лежит.
Игнат и не собирался. Обогнув жестянку, он поспешил вслед за Эрнестом, который и не думал сбавлять шага, а продвигался по тоннелям столь уверенно, что Игнат почувствовал невольное уважение к бывшему учителю. Пьяница или нет, а дело он свое знал. Вот только ключ… Ключ не давал Игнату покоя, и мысли крутились в голове одна беспокойнее другой: вдруг обронил при спуске? Вдруг не отдаст? Или еще хуже – бросит Игната одного в этой могильной тишине, а сам скроется в потайном тоннеле и уже один, без чужой помощи, отопрет заветную дверь. Поэтому Игнат примечал все повороты и комнаты, куда заглядывал вместе с Эрнестом.
Там царили запустение и тьма.
«Кладбище» – вот что первым пришло Игнату на ум.
Кладбище прошлой жизни, кладбище воспоминаний и вещей, оставшихся от тех, ушедших.
Здесь еще высились железные стеллажи, заставленные книгами. Под толстым слоем пыли деревянный стол бережно хранил пятна разлитого чая. Надгробием высилась чугунная плита. Массивная коробка телефона глядела на новоприбывших единственным, ослепшим зрачком диска, а рядом валялась сдернутая с рычажков трубка. Может, кто-то в последний раз отдавал в нее приказы перед тем, как окончательно покинуть атакованный войсками Южноуделья объект. Может, кто-то прощался с любимой… Игнат наклонился, прислушался, но гудков не было.
«Где теперь все эти люди? – подумал Игнат. – Где суровые военные, чьи руки не дрогнули бы и перед лесным чудищем Яг-Мортом? Где медсестры в аккуратных белых шапочках, фотографии которых я видел в старинных газетах? Смогли бы они, как Марьяна, протащить раненых по заснеженному лесу? Где ученые, делавшие записи на чужом языке? Что искали они? О чем мечтали? Все окостенели ныне, рассыпались пеплом. И не помогла им ни вода мертвая, ни вода живая. А там, где кипела жизнь, идем теперь мы – падальщики, пирующие на чужих останках. И не вспомним уже ни имен, ни лиц. Земля к земле, прах к праху…»
– Как называлось это место? – вслух спросил Игнат, и в застоявшейся тишине его голос прозвучал чересчур громко и резко. Эхо подхватило последнее слово и отразило его от пустых стен, словно от поверхности кривого зеркала, вопрошая загадочно: «…Что? …что?»
– Форсса, – ответил Эрнест, и эхо зловеще шепнуло за ним: «…Оса…»
Игнат вздрогнул, поежился и, понизив голос, осторожно сказал:
– Никогда не слышал о таком.
– Да куда тебе. Солонь ваша где? На окраине. Богом забыта, навью отравлена. Но надо отдать должное, весь Опольский уезд таков: если в столице гром грянет – к нам эхо через годы дойдет.
– Все это так, – не стал спорить Игнат. – Тогда ты откуда знаешь?
– И я бы не знал, кабы не был внуком чистильщика, – осклабился Эрнест. – Рассказывали мне, что «Форсса» в начале прошлого века был крупнейшим военно-промышленным комплексом в Эгерском королевстве и назывался так по имени его владельца. А со временем превратился в Институт научных исследований целевого военного значения. Также тут велись разработки в различных областях науки, в том числе по созданию оружия массового поражения. Сам я многого не знаю, записей не сохранилось никаких – чистильщики в свое время постарались.
Коридор теперь повернул вправо. Комнат тут не было, зато вдоль стен тянулись сваленные друг на друга клетки.
«Осторожно: животные инфицированы», – вспомнил Игнат и сунул руку в карман, где покоилась подобранная на входе бумага.
На некоторых клетках стояла маркировка: восьмизначный номер и птица с человечьим лицом. На голове птицы красовалась корона с вписанной в нее заглавной «F».
«Так вот почему это изображение встречалось на всех привезенных Эрнестом вещах, – подумал Игнат. – Это герб военного комплекса. Здесь вывели чуму, умертвившую столько людей в Полесье. Здесь же и взяли лекарство, чтобы излечить зараженных и воскресить мертвых».
Словно прочитав его мысли, Эрнест осветил фонариком изображение вещей птицы и сказал:
– Не зря они этот символ выбрали. Птица с головой человека – символ мудрости и тайны. Символ скрытого знания, которого никогда не должен коснуться человек. Ведь тот, кто эту тайну откроет, потеряет навеки покой и жизнью поплатится. Вот они и поплатились… – и, помолчав, подытожил: – Нехорошие дела здесь творились. Темные.
– А если творятся и по сей день? – отчего-то шепотом спросил Игнат и огляделся, словно опасаясь, что сейчас из-за сваленных ящиков вырастут худые серые тени, похожие на сбежавших с соседского огорода соломенных чучел. Протянут когтистую лапу и скажут голосом утробным и мертвым: «Что дашь взамен? Чем отплатишь за тайну? Не рукой, так ремнем со спины. Не ремнем, так собственной жизнью…» – Если что-то, однажды родившееся здесь, все еще живо и только ждет своего часа, как та чума? – упавшим голосом продолжил Игнат. – Если есть те, кто знает, что творится в наших деревнях? В Солони, в Малых Топях? Да во всем Опольском уезде? Кто-то, для кого не является тайной ни навь, ни болотницы, ни мертвая вода?
Эрнест усмехнулся снисходительно, качнул рыжей гривой.
– Ох и фантазер же ты. Если и есть, то не в этом месте. Сам видишь, – он пнул торчащий из бетона кусок арматуры, – скоро опоры разрушатся, останутся камни да труха. Даже если и был кто – давно в новое место перебрался. Опять же, посуди сам: мы-то с тобой в Южноудельных землях обитаем, а Эгерское королевство эвон где, – он махнул рукой, – на западе. Да и граница на замке.
– Граница-то на замке, – повторил Игнат и достал из кармана свернутый листок. – Только поздно замок-то навесили. Чужая зараза давно к нам просочилась и здесь, под нашими землями, себе гнездо свила. – Он развернул бумагу, протянул ее Эрнесту. – Читай.
Тот глянул мельком, презрительно скривил губы, процедил:
