– Лилия! – позвал он по выделенному каналу. – Ты слышишь меня? Можешь ответить?
– Слышу и могу, – словно из дальнего далека ответил голос девушки. – Подожди. Я проведу тебя к себе.
Хонгр почувствовал, как деревья, под сенью которых он сидел, растворяются, как его втягивает в серо-фиолетовый туннель, раскручивает и тут же отпускает – уже на ровной площадке среди устремленных в синее небо белоснежных вершин.
– Привет!
Лилия возникла прямо перед ним в зеленом кимоно и с коротким мечом в руке.
– Рад тебя видеть. А зачем меч?
Девушка улыбнулась:
– Образ, Хонгр, образ. Меч не может причинить вреда никому, но с ним я чувствую себя увереннее.
– Почему?
– Просто так. Я могу сделать что-то потому, что мне так нравится?
– Да.
– Зачем ты позвал меня? Хочешь объявить о том, что наши отношения разорваны?
– С чего вдруг? – удивился Хонгр.
– Мне почему-то такой вариант пришел в голову прежде всего.
– Нет, конечно, я не хотел сказать ничего подобного. Только намеревался узнать – о какой просьбе шла речь? Что мне нужно для тебя сделать?
Лилия улыбнулась, перехватила меч поудобнее и вонзила его в камень. Примерно до середины клинка.
– Сюрприз для нового короля Артура, а? – улыбнулась она. – У меня к тебе просьба: когда будешь помогать Минтимеру, не увлекайся, хорошо? То есть помоги ему, сделай, что он попросит, но сам в драку не лезь. Идет?
На несколько мгновений Хонгр потерял дар речи. Она знает о Минтимере?! Откуда? Пусть даже самого Минтимера могли вычислить… Но если Лилия в курсе относительно его задания – значит, оно раскрыто? Значит, организация провалена? Или сама Лилия имеет какое-то отношение к организации? Но нет, тогда бы она не обращалась к нему с такими странными предложениями…
– Не беспокойся, – девушка взяла его за руку и заглянула в глаза. – Я не выдам ни тебя, ни Минтимера. Никто ни о чем не узнает.
– Но откуда ты знаешь о наших делах?
– Есть силы, которые законспирированы глубже, чем «Революционный союз». Иногда их интересы совпадают с вашими, иногда нет. Ты сейчас можешь сделать много полезного. Поэтому тебе помогут во всем. Так обещал мой наставник. Его слова я передаю тебе.
– А кто он?
– Наставник?
– Да.
– Пока я не могу тебе рассказать. Может быть, познакомлю чуть позже. Хотя он в представлении не нуждается. А я прошу тебя сделать все, что он просит. Для меня, для тебя, для всех… Награда будет велика.
Хонгр удивился. Лилия обращалась к нему словно не своим голосом, точнее, не своими словами. Что-то чуждое сквозило в ее речи. Едва уловимый подвох. А ведь когда он встретил ее в первый раз, девушка привлекла его именно искренностью, молодостью, даже какой-то наивностью. Сейчас она говорила как человек, проживший не один десяток лет и познавший жизнь с разных сторон.
– Мне не нужны деньги, да и к славе я почти равнодушен, – подумав, ответил Хонгр. – Если я позволил себе расслабиться, купив дорогой автомобиль, это еще ничего не значит. Для меня важна только свобода. А свобода у меня и так есть. Ее не в силах отнять никто.
– И любовь тебе не нужна? – спросила Лилия.
– Любовь или есть, или нет. Ее нельзя заслужить.
– Ты полагаешь?
– Уверен.
– А вот я не уверена.
– То есть ты хочешь сказать, что я должен предать своих, и тогда ты станешь моей?
Лилия всплеснула руками и расхохоталась – звонко, весело. Правда, посерьезнела она быстро.
– Так предать веру? Предать своих? – с выражением продекламировала девушка. – Ты думаешь, я тебе такое предлагаю? Что ты, Хонгр! Я не прекрасная полячка, да и ты не Андрий Бульба. И главное, я не прошу тебя никого предавать. Действуй, как велят твои убеждения, – ведь мы делаем одно дело. Ты убедишься в этом скоро. Очень скоро. И даже не представляешь, кто направляет твою деятельность.
– Ты хотела познакомить меня с ним?
– Да. Но я передумала. Пока рано. А вот если по этому каналу на тебя выйдет кто-то еще, не я – не удивляйся. Хорошо?
– Конечно.
– Ехать тебе придется скоро. Очень скоро, – задумчиво проговорила Лилия. – Береги себя.
* * *
В Аньси мы не остановились – обогнули город по кольцу, перебрались со струны на струну, когда переправлялись через реку. Над большими зданиями, стоящими в отдалении, поднимались дымки, а может быть, столбы пара. Границы как таковой между Китаем и Монголией я не заметил. Пограничного контроля тоже не было.
– Зачем проверять паспорта? – удивилась Марина, когда я решился заговорить с ней на эту тему. Молчать было тягостно, разговаривать – неловко. – Данные с компьютера мобиля передаются в полицейский центр округа в реальном времени. Власти знают, кто, куда и с какой целью следует. Если кому-то удастся заблокировать сигнал, что толку? Его не обслужат в магазине, не пустят в общественное заведение или в частный дом, остановят на улице и препроводят в участок для выяснения личности.
– Выходит, все мы под колпаком у государства?
– Не под колпаком. Мы связаны договором общественной безопасности.
– Понятно, как это сейчас называется.
– А ты разве против того, что люди могут не опасаться за свою жизнь и имущество, честь и свободу?
Марина разгорячилась, и я пожалел, что затеял такой разговор. Сейчас в ней, казалось, проснулась девушка из замка на берегу моря: благородная, наивная, чувственная. Мне невольно захотелось снова пригласить ее в вирт. И так же сильно не хотелось этого. Потому что секс в вирте все же напоминал сусальное золото: красиво, функционально, в чем-то даже лучше, чем в реальности, – да ведь себя не обманешь.
– Честь превыше всего, – ответил я. – Но разве человек не должен сам отстаивать свою честь? Разве в этом ему может помочь государство?
– Еще как. По крайней мере тем, что ограничит возможное давление со стороны злонамеренных лиц. Ведь встречаются такие люди, которым унизить других в радость. И перевоспитать удается не всех. А вот ограничить их порывы вполне возможно. Свобода – осознанная необходимость. Ведь так?
– Ты – поклонница идей Маркса и Энгельса? – поинтересовался я.
– Кого-кого? – переспросила Марина. – Я всегда считала, что так утверждал Спиноза.
– Может быть. А злонамеренных лиц из прошлого постепенно возвращают из небытия?
– До меня доходили слухи, что сомнительных личностей не воскрешают, – заметила девушка. – Пока не выработаны механизмы воспитания и воздействия. Полагаю, скоро ты будешь знать об этом гораздо лучше меня.
Я невольно вздрогнул. Действительно, ведь я теперь работаю в комиссии по этике проекта «Авалон»! Наверное, эта комиссия занимается именно проблемами преступников. Галахад, принимая меня на работу, повел разговор так, будто основная цель комиссии по этике – внушить сомневающимся необходимость воскрешения того или иного человека. Во всяком случае, для себя я понял это так. Но, вполне возможно, комиссия действительно выступает в роли суда, который определяет, кто достоин воскрешения, а кто – нет. Если так, моей новой должности не позавидуешь. Отказывать людям в воскрешении – почти то же самое, что обрекать их на смерть, причем «смерть вторую». Другое дело, что вопрос решается не окончательно и к нему всегда можно вернуться.
