— Значит, показаниям артиллерийского радара не доверяют. Разброс большой, кидают, как бог на душу положит!
— Ещё бы…
То, что в них ничего до сих пор не попало (как и в «Кронштадт»), можно было отнести на счёт удачного маневрирования, сбивающего вражескую пристрелку.
Наверняка свою долю вносил и «Кондор», не перестающий ставить радиолокационные помехи. Британцам приходилось больше уповать на оптические дальномеры… то-то они дорвавшись до пределов дальности своих универсальных орудий, не жалели осветительных снарядов — в воздухе творилась настоящая свисто… свето-пляска.
Не замедливший очередной падающий залп, очевидно второго в британском строю линкора, визжа и воя, вонзился в воду по правому траверзу. Вслед за этим легли ещё три снаряда, в этот раз не более чем в ста пятидесяти метрах от борта, докатившись дробным раскатом.
Эти звуковые удары уже не воспринимались как что-то оглушительное, залпы своих орудий главного калибра звучали гораздо мощнее, особенно передаваясь отдачей, отыгрывающей всем корпусом шестидесятитысячетонного корабля.
Линкор, отсчитав положенные на коордонат секунды, медленно начал катиться в другую сторону, возвращаясь на курс, оставив предназначавшиеся ему очередные всплески за кормой, на раковине, на сей раз крайне близко — ещё бы метров пятьдесят и не избежать поражения! Следовало признать — с учётом всех противодействий, отнеся несколько в ряду промахов совсем уж на случайных характер, англичане показывали себя неплохими профессионалами.
«Чего не скажешь…», — Гордей Иванович мысленно выругался, возроптав. Слыша, как Бородулин по телефону что-то наговаривал своим непосредственным подчинённым в главный артиллерийский пост, частя цифрами и специфической терминологией.
Взявшись за бинокль, вице-адмирал сориентировался визуально туда, где играло иллюминацией короткоживущих огоньков и скупых вспышек. Воочию увидев, как туда же, прямо через голову, поверх мачт линкора (видимо оказавшегося на директрисе) пролетело огненным росчерком… — ракета, снаряды выхлопных факелов не оставляют. Вслед за первой кометой промчала вторая, обе вроде бы (разрешение бинокля не позволяло чётко отследить последствия) добавили новые метки, там, на телах вражеских кораблей.
И вновь разнобоем — опасным, неопасным — пали британские залпы. Вновь рявкнул ответным линкор, покатившись на расчётное уклонение, «принимая» по борту и за кормой очередное проходящее накрытие.
Взглянув на хронометр, адмирал отметил ещё три минуты, сопоставляя в уме расстояния и текущее время:
«Дистанция для решительного боя по-прежнему велика, и Мур судя по всему сокращать её не намерен… надо думать, считая преждевременное сближение для себя невыгодным. А попросту ждёт, змий, когда вступит в игру Гонт. А как скоро тот выйдет на атакующий рубеж должны были сообщить с „Кондора“ — у них радары глазастые, нечета нашим. Однако пока молчат. В любом случае мы уже чересчур склонились к западу. Пора…».
— Егор Алексеевич, — Левченко обернулся к командиру БЧ-2, который снова согнулся у визира, бубоня цифрами, в этот раз, сводя данные с командиром дивизиона вспомогательной артиллерии — дистанция, дошедшая до 120 кабельтов, уже давала основания рассчитывать на какую-то, но эффективность, и шестидюйдюймовки били побатарейно, укладываясь в каждые три секунды.
— Егор Алексеевич, мы и так уже слишком оторвались от «Чапаева». Будем отворачивать.
Кавторанг что-то буркнул, не отрываясь от своего занятия, мол, «только пристрелялись», тем не менее, гаркнул в трубку «Дробь!», не смея оспорить решение старшего, понимая — приказ командующего вытекал из текущей необходимости.
Адмирал коротко продиктовал на блокнот офицеру связи приоритеты для «Кронштадта», в общем-то, лишь подтвердив уже принятые усмотрения. После чего скомандовал:
— Право руля! Штурман, когда встанем курсовым на 60 градусов, доложить. Машинному — быть готовыми выложиться по максимуму. Переход управления в кормовую рубку.
— К поворо-оту!.. — растягивая гласные, огласил Иванов.
Быстрые решения, отрывистые команды, резкая перекладка рулей — казалось, что техника должна отвечать тем же, однако многотонная махина ворочалась инертно, тягуче. Корпус «Советского Союза» будто нехотя покатился вправо [147].
…наконец став на указанный курс.
— На румбе шестьдесят!
— Ход самый полный, форсированный!
— «Кронштадт» на траверзе!
Более подвижный линейный крейсер в любом случае довёл свою эволюцию раньше, проходя в нескольких кабельтовых по правому борту. Его командиру, капитану 1-го ранга Москаленко, вменялось ещё подержаться в линии, поддерживая артиллерийскую дуэль, насколько это будет возможно, свободно маневрируя, действуя по обстановке. И в любой момент быть готовым сорваться максимальным ходом — прикрывать лёгкие силы («Чапаев» и «Кондор») от заходящего с востока Гонта.
Стремительно тёмный силуэт крейсера, с примечательным на скорости буруном, резво прошёл мимо, опережая флагман, занимая место уступа, дистанцируясь, дабы не концентрировать на себе внимания линкоров адмирала Мура.
«Адмирала Мура, для которого бой, уж как минимум на какое-то время, будет определяться в конфигурации догоняющего», — успел накоротке подумать Гордей Иванович.
То, что на отбеге против одной кормовой башни главного калибра «Советского Союза» в три ствола (плюс те же три «Кронштадта») за британцев будут как минимум по шесть стволов на каждый «Кинг», если Мур всё же предпочтёт обострить угол, закрыв себе кормовые башни, Левченко смотрел из соображений: ненамного хуже, чем было до этого. Флагманские офицеры уже отметили, что у англичан, с чем бы это ни было связано, и без того наблюдаются пропуски в залпах, а уж повернув на волну (шести-семи баллов), они едва ли смогут задействовать всю свою носовую батарею [148].
Виной ли тому были постановки радиолокационных помех «Кондором», кидающего свои специальные снаряды уже фактически на пределе (6 км), или же перипетии (неразбериха) ночного боя сыграли с британцами дурную шутку, но как-то так получилось, что резкий отворот Левченко был замечен ими не сразу. Среагировав запоздало. По крайней мере, часть предназначенных русским полновесных бортовых залпов легла по прежнему месту целей.
Закономерно, что с разрывом дистанции (советские корабли постоянным разносом своих курсовых линий успешно сбивали пристрелку) британскому командующему ничего не оставалось, как повернуть вслед, стремясь сократить расстояние.
Поворот «все вдруг» за противника исправно зафиксировала сигнальная вахта «Союза» — три вражеских линкора разомкнулись фронтом. И здесь расчёт оправдался — огневое давление англичан свелось практически до двух снарядов в залпе.
А вот доклад с радарного поста, что «третий» британских линкор вдруг начал прогрессивно отставать, для уже не чаявших каких-то результатов советских моряков стал почти неожиданностью. Приятной неожиданностью.
«Неужели Москаленко что-то удалось»? — внутренне воспрял тот, кого можно было назвать самым взыскательным фигурантом командного состава во взвинченной до предела боевой рубке флагманского линкора. Понятно кто, понятно кого…
* * *
Home Fleet
Анализируя техническую сторону предстоящего сражения с более тяжёлыми и в любом случае более серьёзно забронированными советскими линкорами, адмирал Генри Рутвен Мур исходил из опыта столкновений Королевского флота с линейными кораблями Кригсмарине.
Тот же «Шарнхорст», который в плане защиты можно было отнести к одним из наиболее сильных кораблей в мире (немцы всегда отличались крепостью постройки), в бою у мыса Нордкап в декабре 1943 года уже через полчаса был неспособен к равноценному сопротивлению. И «Дьюк оф Йорк» своими четырнадцатью дюймами главного калибра приложился к этому в том числе.
