– Ну и славно. Поговори сегодня с Дройцем. Пощупай его.
– А чего его щупать? Он уже бывалая шлюха.
– Ну тогда просто обговори предварительные условия.
– А какие у нас условия?
– Три тысячи премиальных и…
– …и наша безграничная благодарность.
– Тут ты прав.
Команданте Ферро не спалось. По его мнению, с ним перестали считаться, а это был плохой признак.
Нет, для бойцов своего отряда он по-прежнему оставался непререкаемым авторитетом, уважали его и соседи – команданте Абрахамс и Лаэрт, а вот со стороны старших камрадов наметилось какое-то недопонимание.
Возможно, зря он жаловался на чинимый федералами беспредел. Но по-другому это и назвать нельзя было: что ни день – бомбежки, подрывы боеприпасов, пожары на вещевых складах. Беспредел, он и есть беспредел.
Поначалу районный камрад Грин как будто чего-то не понимал, но затем разобрался в сути проблемы и пообещал помочь.
Уже через пару дней на перевалочную базу, ту, что в пяти километрах от лагеря Ферро, стали садиться вертолеты-тяжеловозы. В кромешной темноте с них выгружали десятки тонн имущества и боеприпасов. За несколько дней весь ущерб от бомбардировок был восполнен и перевосполнен.
Оказалось, что возможности армии генерала Тильзера значительно расширились. Ферро связывал это с удачно проведенной операцией по уничтожению Четвертого опорного и добычей огромного количеств алмазов.
Команданте своими глазами видел длинный штабель из капроновых мешков с необработанными алмазами. Тяжелым «Си-309» пришлось делать три рейса, чтобы вывезти это богатство подальше от Двадцать Четвертой базы.
Вместе с радостью, которая была связана с более чем щедрым возмещением ущерба, появились и новые проблемы, ведь всю эту кучу обмундирования, оружия и продуктов следовало перетащить в лагерь, а еще большее количество снова укрыть в тайниках, расположенных близко к местам будущих сражений. Ведь глупо было бы бегать за патронами и тушенкой через границу территории самоопределения, когда бои будут вестись на подступах к Двадцать Четвертой базе.
Вертолеты с федеральной базы перестали донимать камрадов. Должно быть, израсходовали все бомбы или утратили к этому делу интерес. Будучи сам человеком увлекающимся, Ферро полагал, что второе вернее. Пользуясь этой передышкой, он бросил на перевозку имущества и вооружений все силы. Сто пятьдесят камрадов трудились на перевалочной базе, загружая скутеры военным имуществом. Эти мелкие суденышки сновали словно челноки, и в результате по закону муравейника перемещали огромное количество грузов.
Поначалу команданте хотел привлечь тяжелые вертолеты, однако первый же опыт по сброске в озеро грузов оказался неудачным. От удара об воду лопнули тюки, и полторы сотни ящиков с патронами ушли на дно, а сотня маскхалатов была унесена течением.
«Лучше медленно, но верно», – решил Ферро, и доставка снова легла на хрупкие плечики слабосильных скутеров.
Утром одного из спокойных дней, таких приятных после кошмарной недели пожаров и бомбардировок, прибыли эти самые парни, о которых радировали за полчаса до их появления.
Какое пренебрежение командиром отряда!
Текст радиограммы был путаный, рассчитанный на то, что не шибко грамотный Ферро ничего не поймет: посылаем вам группу для усиления, сбора информации и анализа.
«Кого они хотят обмануть? Команданте Ферро?» – такое отношение ранило старого партизана в самое сердце.
«Ну ладно, – думал он. – Встретим, обогреем. Может, они приличные камрады. Может, они такие же, как мы».
Однако все оказалось не так. Группа из двадцати трех человек незаметно миновала посты вокруг лагеря и совершенно неожиданно вышла к палатке команданте. То, что они продемонстрировали свое мастерство именно таким образом, унизило Ферро еще сильнее. Твои часовые – дерьмо, как будто говорили они своим поступком.
К команданте зашел их командир, здоровый белокурый парень. Он был похож на тех двоих, которых нанимали для помощи в штурме Четвертого опорного. Те ребята тоже оказались не слишком приветливы, однако с ними можно было разговаривать. К тому же они отлично выполнили свою работу: точный выстрел – и радиожучок в затылке федерального солдата. То был отличный выстрел, и он положил начало большой победе – под воздействием радиожучка солдат отключил минные заграждения.
Замечательная работа. Ферро и сейчас с удовольствием пожал бы этим наемникам руки, хотя и догадывался, что их денежного вознаграждения хватило бы для месячной выплаты всему его отряду.
– Команданте Ферро? – спросил белокурый, одетый в невиданную в этих местах сетчатую темно-зеленую форму.
– А ты кто такой?
– Вас должны были известить радиограммой.
– Меня известили радиограммой, – сказал Ферро и хлопнул по лежавшему на столе листку. – А ты-то кто будешь? Почему появляешься в моей палатке неожиданно, как лесной призрак?
– Наверное, потому, что ваши часовые видят сладкие сны.
Ферро смерил незнакомца взглядом и сказал:
– Ну ладно, садись.
Широкоплечий надменный незнакомец опустился на раскладной стул. По сравнению с заросшим, со спутанной бородой команданте он выглядел просто щеголем с центральной улицы. – Как тебя зовут?
– Хэкман, сэр.
– У нас не говорят «сэр». У нас говорят – «команданте».
– Я знаю, просто вырвалось.
– Кого ты привез с собой, Хэкман? Команду циркачей или танцоров-педиков? В радиограмме об этом ничего не сказано.
На педиков Хэкман не обиделся.
– Со мной мои солдаты. Только и всего. Нас двадцать три человека, и мы вам не помешаем – у нас все свое. Палатки, еда, оружие. Позже на ваш водный аэродром подбросят для нас горючего и боеприпасов.
– А чем вы собирайтесь заниматься, если это, конечно, не секрет?
– Для вас, команданте, не секрет. Мы немного поможем вам. Разведаем подходы к базе, чтобы вашим мятежникам… прошу прощения, бойцам, было легче наступать.
– А что означает эта оговорка, камрад Хэкман?
– Какая оговорка?
– Вы сказали «мятежники». Так нас называют только федералы.
– Хотите знать о нас все? – усмехнулся Хэкман.
– А почему бы и нет? Ведь вы собираетесь жить неподалеку – я должен думать о безопасности своих людей.
Хэкман улыбнулся. Ферро готов был поспорить, что этот красавчик вспомнил, как обошел сонных часовых.
– Скажем так, я воевал на стороне федералов.
– Только вы?
– И мои люди тоже.
– Одну присягу нарушили, теперь нарушите вторую?
