— Герман, давай за возвращение. И за здоровье. Боюсь, сердце остановится.
— Не хочу, товарищ подполковник, — откровенно сказал тот. — Меня с этой заразы воротит. Коньяку бы выпил. И вам для сердца лучше.
Особист на минуту удалился за дверь, и вернувшись, сообщил:
— Сейчас принесут коньяк. Молдавский «Белый аист» пойдет?
В тот миг пришла шальная мысль: если Заховаю удастся выкрутиться из сложного положения, он представление напишет на орден. Или на медаль. Не за подвиг — из одних только благодарных чувств, за последнюю неделю он сильно сдал…
Даже в нос перестал говорить…
Коньяк принесли через три минуты.
Особист заховал стаканы с водкой в стол, достал чистые рюмки и налил обе до краев.
— За здоровье, — поднял тост. — У тебя как? Все при всем? Или жалобы есть?
— Все при всем, — Шабанов выпил.
— Тогда должен знать, где упал. Хотя бы примерно. Только отстань со своим хребтом.
— Не знаю…
— Пойми, Герман. Кольца от прибора маловато, нужны «черные ящики». Запись показаний приборов, подтверждение твоим заключениям. Чтоб сделать выводы.
— Это я понимаю.
— Ты катапультировался, сел… Что дальше? Собрал парашют и пошел в Пикулино?
— Примерно так.
— Но ты же трезвый шел. И с головой у тебя все было в порядке, вот первоначальное заключение нашей санчасти. Должен запомнить дорогу, направление. Не мог не запомнить!
— Все было как во сне.
— Ладно. Давай рассуждать, — предложил Заховай и налил еще одну рюмку. — Ты приземлился на нашей территории. Если бы не на нашей, то через неделю уж никак бы не заявился. Тем более, пешком, верно?
— Верно.
— Идем дальше. После дозаправки в Алтупе топлива у тебя должно было хватить… — он снова подошел к карте, — максимум на две с половиной тысячи километров. Отбиваем северную границу дальности полета. Это примерно по линии Кежма — Витим — Тяня. Восточная: Тоора-Хем — Бородино — Тасеево. И западная: Борзя — Букачача — Чара. Выйти из этого квадрата ты не мог. При условии, если упал на территории России.
— Не мог…
— И пешком прийти за неделю никак не мог.
— Разумеется…
— Территории Китая и Монголии исключаются. Ты же не переходил границ?
— Вроде бы не переходил.
— Значит, катастрофа произошла на нашей территории. Так на чем же добирался?
— На летающей тарелке, больше не на чем.
— Шутки будут после того, как уедет комиссия, — предупредил Заховай. — Причем удовлетворенная уедет.
— Как иначе объяснить?
— Постарайся!
— Хорошо, на летающей тыкве. Спелой такой, желтой… Устраивает?
— Капитан, не надо ля-ля. Давай серьезно.
— Если серьезно — не знаю.
Особист спрятал коньяк в стол, едва скрывая отчаяние, несколько минут стоял у карты, но не смотрел в нее — думал.
— Судя по парашюту, ты завесился на деревьях, — вдруг сказал он. — Объясни, зачем тебе понадобилось снимать купол? Это же знак, по которому тебя довольно легко обнаружить. А ты снял… Зачем?
— Не знал, на чьей территории упал, — Шабанов понюхал пустую рюмку. — Действовал по инструкции.
— Добро… А за каким хреном тащил его на себе столько верст? Мог бы закопать, спрятать…
— Комары заели! Да и спать на земле холодно.
— Зачем ты взял его с собой, когда уходил из дома?
— По привычке, наверное…
— А почему подвесную систему отрезал только в своей квартире? Столько тащил лишний груз! Жалко было?
— В общем-то, да…
— Самолет не жалко, «Принцессы» не жалко — парашют пожалел?
— Выходит, так.
— Не так выходит, Шабанов! Все не так! Почему ликвидировал секретный прибор?
— Все по инструкции, — отпарировал он. — Предполагал, нахожусь на территории чужого государства.
— Была явная угроза?
— Гнались какие-то люди…
— Годится. Зачем портить парашют в своей квартире? — Заховай становился циничнее и все надежды на орден или медаль рушились.
— По пьянке. Видели на кухне бутылки?.. Ну и со злости.
— И это годится, — он открыл шабановскую планшетку, лежащую на столе. — Откуда у тебя такой документ?
Особист выложил удостоверение личности японского солдата.
— Нашел в землянке. От хозяина остался скелет, прикрытый тигровой шкурой. Еще винтовка и самурайский меч.
— Чем прикрытый?
Это был ляп — про шкуру…
— Ну, каким-то мехом, — поправился Герман. — Показалось, тигровым. Лет-то сколько прошло!
— Лет прошло много, — заключил мастер тайных дел. — А живые люди тебе встречались? Пройдено-то было много, и не совсем уж по пустынным местам.
Ответ ему был не важен, Заховай что-то задумал и теперь тщательно прокручивал в голове.
— Гнались какие-то люди в черной униформе, — не совсем убедительно ответил Шабанов. — Потом в камуфле…
— Я прослушал ваш радиообмен с капитаном Жуковым, — вдруг сказал Заховай. — Он выпускал тебя четвертого мая… Как обычно, болтовня в эфире!.. Но скажи мне, о каком звере ты говорил?
— О звере?..
— Да, собирался войти к нему в клетку, зная точно, что он там есть. Что все это значит?
— Ничего особенного, старая шутка, еще с кадетских времен.
— Странная шутка… Напоминает некий условный язык, иносказание.
— В общем-то, да, напоминает, — согласился Шабанов. — Одно дело входить в клетку медведя, когда знаешь, что его там нет, и другое — если точно известно, что зверь там.
— Вот что, капитан, — особист подсунул не законченный рапорт. — Подписывай и ложись на мою тревожную койку. Отдохнешь — продолжим. Ты и в самом деле устал.
Когда Заховай притворил за собой дверь, Герман с удовольствием взбил подушку, лег лицом к стенке, натянул на ноги край одеяла и мгновенно уснул.
В тот миг ему было все равно, что замыслил мастер тайных дел; он уже понимал, что предстоит пройти огромную дистанцию, и как опытный спринтер, берег силы…
Следующим в очереди стоял не командир полка, что было бы справедливо, а представитель Росвооружения. Вероятно, рынок имел свою собственную внутреннюю логику и иерархию, не связанную с чинами и званиями — спрашивал за погубленный товар тот, кто платил деньги. Полковник Ужнин в этой ситуации напоминал конюха, с чьей конюшни взяли коня для перевозки товара, а он опрокинул воз и все испортил. Из благополучного, бравого весельчака маркитант превратился в серо-синюю тень, словно его поймали за кражу с уличных лотков. Он не заключал непосредственных сделок, скорее, исполнял роль приказчика в хозяйской лавке, но им, в случае чего, больше всех и достается. Место у него считалось хлебным, сытным, и если офицеров посылали в Забайкальский округ, что расценивалось многими как ссылка, то этот поехал сам, по доброй воле, как братья-абхазы, и готов был стойко переносить все тяготы и невзгоды. Недавно он с трудом пережил суровый декабрь в Иркутске и гибель товара в упавшем на город «Антее». Если там и была его вина, то весьма косвенная; тут же, чувствовалось, на него вешают всех собак, и если Заховаю для отмазки достаточно кольца «Принцессы» и более-менее вразумительного объяснения, где и почему упал самолет, то полковника Ужнина этим не успокоить.
