— Нет, все равно рано или поздно это откроется, — ответил Кирилл и потянул за скользкую ручку.
Девушка переступила порог.
Дремавший в кресле Иван вскинул голову, и на лице его отразилось удивление. Степан глянул вскользь, и глаза его хитро заблестели, но оба тут же отвернулись и морды сделали показательно равнодушными. Аркаша вообще не проснулся или ловко сделал вид, что не проснулся.
Дина, гордо вскинув голову, зашагала через комнату, и в этот самый момент через другую дверь в нее вошел Стас со свечой в руке. Светлые брови его поднялись, нижняя челюсть отвисла, а во взгляде, обращенном на посланника, отразилось громадное, безумное удивление.
Еще Кирилл уловил страх, разочарование и боль.
Вспомнил, что именно это лицо являлось к нему в одном из видений и запало в память, потянуло за собой «цепочку» из эпизодов: Стас молится в одиночку, и слова его полны горечи, он вскидывает руки и идет к развалинам, откуда ему навстречу поднимаются люди в камуфляже с автоматами в руках, в полутемной комнате он разговаривает с невысоким и плотным человеком, чья шея толста, как у борца, а маленькие глаза полны злобы.
Что бы ни делал, куда бы ни стремился самозваный Сын зари, будущее предрешено, и изменить его невозможно.
— Всссыыы… — Стас с шумом втянул воздух, когда Дина прошла рядом, едва не задев его плечом.
Затем он отвернулся и, сгорбившись, зашагал следом за девушкой.
Вот и всё — теперь пойдут шепотки, и последователи Кирилла будут знать, что он не чужд земных радостей, что он интересуется женщинами подобно обычным мужчинам. И если одних это оставит равнодушными, то у других вызовет разочарование и недовольство.
Как же так — пророк, Сын зари, и столь низменные удовольствия?
Но ничего, этот вариант будущего не самый худший, а кое-что из того, что он несет, можно будет использовать к вящей славе. Вот только чьей, Несотворенного Отца или его посланника?
Кирилл уловил полуулыбку на лице «спавшего» Аркаши, и прикрыл дверь.
Дрых он на этот раз крепко и спокойно, видения с «воспоминаниями» душу не тревожили.
Утром все пошло по заведенному порядку — визит «дока», молитва во дворе, где собралось чуть ли не полсотни человек, завтрак и военный совет, где всем управлял Серега, а Сын зари только слушал и даже не старался особенно вникать.
После совета он вновь оказался на улице, под моросящим холодным дождем.
Сам Кирилл стоял на крыльце, Иван держал над ним зонтик, а еще двое федайкинов располагались чуть ниже. Выглядели они спокойными, но чувствовалось исходящее от них напряжение, готовность к немедленному, взрывному действию, а стоявший у стены дома Серега казался недовольным.
Объяснялось это легко — двор заполняли вооруженные мужчины, бойцы, уходящие на задания. Кое-кто из них был на вчерашней беседе, но другие видели посланника впервые, и они разглядывали его с удивлением и недоверием, а кое-кто — с неприязнью.
Кирилл их понимал. До его появления все шло более-менее неплохо, жизнь наладилась, а теперь придется отправляться воевать, рисковать своей шкурой.
И ему предстояло воодушевить этих людей, найти слова, что зажгут в их сердцах огонь.
— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — сказал он и повторил то, что однажды говорил, — может быть, люди думают, что я пришел бросить в мир космос, и они не знают, что я пришел бросить на землю разделение, огонь, меч, войну. Ибо пятеро будут в доме, трое против двоих, и двое против троих… Так говорил Иисус, и так говорю вам я!
— Ты? — раздалось из толпы звонкое. — А многие считают, что ты лжец!
Дерзил молодой парень с рыжими, как осенние листья волосами и наглым взглядом, державший «Калаш» с небрежностью профессионала. Бойцы вокруг него стояли тесной группой, и видно было, что своего они просто так в обиду не дадут, а если что — и оружие в ход пустят.
Расположившийся рядом с Серегой Арсен нахмурился и сдвинулся с места, но Кирилл жестом остановил его.
— Воздастся мне за деяния мои, вам — за ваши, — сказал он. — Вы не в ответе за то, что содею я, я не в ответе за то, что вершите вы, и пусть либо каждый идет своим путем, либо…
Тут бывший журналист сделал паузу, давая слушателям проникнуть в смысл сказанного, впустить его слова в себя, позволяя их мозгам закрутиться в нужном направлении и прийти к определенным выводам.
Взгляд рыжего стал менее дерзким, он даже отвел глаза, а группа его соратников сделалась не такой сплоченной, хотя никто вроде бы не сдвинулся с места.
— Знайте, что тот, кто раб против своей воли — он сможет быть свободным, — продолжил Кирилл, пользуясь изречениями гностиков, — но тот, кто стал свободным по милости своего господина, и сам отдал себя в рабство — он более не сможет быть свободным…
С этого момента его слушали, не прерывая, в почтительном молчании.
И когда Сын зари провозгласил аналог того, что мусульмане называют «шахадой» — «Нет Творца, кроме Отца, и Иисус — сын его по Свету единородный», это повторили все до единого, даже рыжий смутьян и его приятели.
— Идите же, — сказал Кирилл, — и пусть рука ваша будет тверда, а сердце полно огня.
И они пошли. Ему было и сладостно, что столько людей, сильных мужчин, повинуются его воле, и одновременно противно, что он отправляет в бой тех, кто искренне верит в то, во что сам «посланник» поверить не может. И наверняка не сможет никогда.
Он не заглядывал в будущее, но даже без этого знал, что вернутся не все.
Серега Петров всегда не любил, когда при нем кто-то отлынивал от работы.
Сам он лентяем не был и не терпел, когда всякие хитрецы начинали сачковать, и тем самым угрожать общему делу. Поэтому работяги из бригад, какие он попадал охранять, страшились бойца в черной бандане куда больше остальных, жилы рвали, когда он находился рядом.
Сегодня Петрова с его «взводом» из десяти человек приставили к людям Остапчука, а тех отправили за дровами. Они миновали пепелище, оставшееся на месте жилого квартала, и очутились в густо заросшем овраге, за которым начинались Верхние Печеры, «чужая» территория.
Хотя Серега не сомневался, что скоро и эта территория, и весь город станут «своими».
— За дело, суки, не стоять! — принялся орать бригадир, громадный и бородатый, похожий больше на медведя, чем на человека.
И застучали топоры, завизжали пилы, полетели наземь куски коры и опилки.
Петров разместил бойцов так, чтобы они видели весь рабочий участок да еще имели возможность наблюдать за окрестностями — могут пожаловать собаки или еще какие хищники, или кто из работяг захочет удрать, оставить благородное, но тяжелое дело возрождения цивилизации.
