Тимоха шуршал карандашом, Федор держал над ним зонт, чтобы дождь не намочил драгоценные записи.
«Придется принимать меры, иначе этот яд отравит многие души, — думал Кирилл, рассказывая о том, как Демиург пытался уничтожить первого истинного пророка или хотя бы извратить его миссию. — Слишком много я рассуждал о далеком и мудром, о Первом Свете и ангелах, об Отраженном и душах человеческих, пора говорить о земном и практичном».
Любая религиозная община нуждается в правилах повседневной жизни, в указаниях — что можно делать, а что нельзя, что есть грех, а что не осуждается, но и не одобряется.
К завтрашней беседе придется все это продумать и изложить.
И не забыть, что союз мужчины и женщины вовсе не грешен, а естественен и необходим.
И еще необходимо урегулировать его отношения с Диной, а затем объявить о них во всеуслышание, перед лицом свидетелей, чтобы все знали, что речь идет не о тайном сладострастии и не о скрываемом пороке, а о том, чего не стыдится даже сам Сын зари, посланный на землю небесами.
Как всегда, при таких мыслях Кириллу стало смешно, и он с трудом удержался от улыбки.
— Идите же, и пусть Первый Свет освещает ваш путь, — резюмировал он, завершая беседу.
Сегодня Кирилл чувствовал себя куда лучше, чем даже вчера. Полученные «в гостях» у Дериева повреждения понемногу заживали, силы восстанавливались, и после получасовой речи он не ощущал себя выжатой тряпкой.
Кирилл закрыл глаза и некоторое время постоял, вслушиваясь в то, как люди расходятся. Шорох одежды при поклонах, приглушенные возгласы, перешептывание, негромкие шаги — вроде бы обычные звуки, но искушенному уху они скажут о многом, о том, какое настроение осталось у слушателей после беседы.
Кажется, он не достиг ничего особенного, но негативное впечатление, созданное Стасом, ухитрился поколебать.
— Ты как, рога и копыта? — полюбопытствовал Серега, ухитрившийся подойти бесшумно.
— Нормально. — Кирилл открыл глаза. — Лучше, чем сутки назад, по крайней мере. Пойдем, расскажете мне, чего вы сделали за день.
Этот военный совет мало отличался от вчерашнего — та же комната, подробная карта Нижнего на столе, те же люди вокруг. Правда, говорили уже не о планах, а о результатах. Сначала Федор, потом Толик, затем приземистый помощник Арсена, бывший офицер, откликавшийся на Василия.
Сыну зари оставалось только слушать.
По всему выходило, что им удалось добиться успеха: атакам подверглись пять бригад, две из них перестали существовать. Убито не меньше десяти вояк Дериева, захвачена дюжина стволов.
— Так, стоп, — сказал Кирилл, когда с победными реляциями оказалось покончено. — Сколько у нас погибших?
— Пятеро, — ответил Серега.
— И где они? Надеюсь, тех, кто погиб за истинную веру, не бросили на поле боя?
— Нет, все тела принесли, они здесь. — Бывший десантник переглянулся с Арсеном и смущенно закряхтел. — Мы хотели похоронить их завтра на рассвете, и тебя не беспокоить.
— И зря, ибо их душам грозит опасность не воссоединиться с Первым Светом, а остаться в лапах Демиурга, и в наших силах помочь духовным братьям, добиться для них освобождения, — сказал Кирилл, думая о том, что погребальные ритуалы нужны его общине не меньше других. — Ведите меня туда, где лежат они, и я научу вас, что делать.
Пока совещались, на улице успело стемнеть, и Серега повел остальных через хлюпающую, сырую тьму. С той улочки, где стоял дом, ставший чем-то вроде штаб-квартиры Сына зари, свернули на другую и очутились перед раскрытыми воротами, за которыми в сумраке виднелись очертания джипа.
Некогда мощная и шикарная машина проржавела и осела на землю.
Тела находились в одной из комнат, каждое лежало в сколоченном из досок подобии гроба. Лица убитых, молодых парней, в свете факелов казались желтыми, напоминали маски из светлой глины.
Кириллу при первом взгляде на них стало противно и дурно — не будь его, эти парни остались бы жить. Но он сжал зубы и отогнал гадостное чувство. Нет иного пути, чтобы одолеть Дериева, и та дорога в будущее, что выбрал он, обещает наименьшие жертвы.
Надо только пройти ее до конца.
— У каждого тела должен бодрствовать один верующий, до самого утра молиться и совершать Омовение Светом, — сказал он, старясь, чтобы голос звучал уверенно, чтобы никто не догадался, что он изобрел все это только что. — Начнем мы, нас как раз хватит. А в середине ночи пусть приведут тех, кто будет согласен сменить нас.
Воплощение плана в жизнь, как всегда, взял на себя бывший десантник. Факелы заменили на свечи, принесли стулья, и пятеро живых мужчин уселись на них так, чтобы каждый находился у головы одного из умерших.
Федайкины остались снаружи — им не положено отдыхать, пока бодрствует тот, кого они призваны охранять.
Подавая пример, Кирилл зашептал что-то похожее на молитву, а потом задвигал руками, исполняя придуманный им же ритуал. Федор и Серега проделали то же самое, и даже Толик с Василием забормотали что-то, хотя по лицам видно было, что не искренне, а лишь для того, чтобы не выделяться.
Ничего, привычка — страшная сила. Если правильно ее использовать, можно приучить человека к чему угодно.
— Во имя Отца, Единственного и Несотворенного, — проговорил Кирилл и замер, опустив голову.
Они сидели неподвижно, потрескивала, укорачиваясь, свеча, шуршал за окном дождь и шумел ветер.
Довольно быстро Кирилл понял, что взялся за дело, которое было ему пока не по силам — накатила усталость, напомнили о себе ссадины, ушибы и вывихи, зверски захотелось прилечь, закрыть глаза. Он подумал, что бессонная половина ночи может ему дорого обойтись, но отступать было поздно. Сдавшись сейчас, он подорвет веру в себя у предводителей «войска», а это — первый шаг к катастрофе.
Из глубин «памяти» всплыла картинка — шею натирает шершавая веревка, привязанный к ней камень лежит у ног, и большой плот покачивается на серых волжских волнах. Плещут весла, от воды тянет холодом.
Нет, нет, этому будущему он не позволит наступить!
Он читал молитвы, точнее бормотал что-то на них похожее, не забывая вставлять знакомые его последователям слова вроде «Несотворенного» или «освобождения от плоти». Делал Омовение Светом, стараясь ничем не выдать своего самочувствия — не хватало еще, чтобы его вынесли отсюда.
В один момент стало так плохо, что Кирилл едва не застонал. Голова закружилась, его повело в сторону, возникло ощущение падения, стены комнаты исчезли, осталась серая гулкая пустота.
Пришлось укусить себя за язык, чтобы немного очухаться.
