— Смотрите! Они уходят! К реке уходят! Бегут!
И правда, дикарей в той стороне немногим меньше, чем деревьев. Но, несмотря на численность, они не рвались в бой. Кто-то шагал, а кто-то и бежал в одном направлении — к реке. Спешат в свой догорающий лагерь, игнорируя вышедших за стены землян? Или рассмотрели подробности схватки, услышали новости от избежавших разгрома, устрашились злых арбалетов, решили, что с набегом они слегка погорячились?
Хорошо бы ударить в них прямо сейчас, всеми силами, пустить кровь, заставить драпать без оглядки всех до единого. Но земляне никогда не устраивали столь масштабных баталий, к тому же в лесу стрелки будут не так эффективны. Не надо недооценивать дикарей, драться они умеют отчаянно, а люди бесценны, нельзя ими разбрасываться.
Пусть враги бегут. И никогда не возвращаются. Мешать им не станут.
— Рогов, мы с утра ждали, когда же ты наконец ударишь с севера, как было уговорено. Сам ведь это задумал, сам вроде как организовал. И что вышло? Ты почему-то напал на их лагерь со стороны реки, а не пошел вдоль леса. Мы до последнего не знали, что и думать. Это как вообще понимать? Может, Кэт что-то напутала? — въедливо спросил Штык. — У светленьких девчушек это обычное дело.
У него сейчас если не миг славы, то миг отмщения точно. В самом начале здешней эпопеи этот человек Кузьмича позиционировал себя как крутого военного. Умные слова вроде бы говорил, но, когда дело доходило до практики, начинал откровенно «плыть», при этом зачастую ссылаясь на отсутствие систем передового вооружения и прочие обстоятельства непреодолимого характера. Выкручиваться тем, что есть, с имеющимися силами, он отказывался или доводил дело до анекдотов. В итоге даже до детей дошло, что в боевых делах толку от него нет и не будет, и даже поначалу благоволивший к нему Кузьмич махнул рукой и начал обзывать завхозом, загружая его соответствующей такому профилю работой.
Но и при этом Штык сохранил место в совете. По мнению Рогова — зря. Слишком много здесь непонятных людей, из которых большая часть лишние. От некоторых он за все собрания ни одного слова не услышал, не говоря уже о дельных предложениях.
Штык не молчит. Любит высказаться.
Но лучше бы помалкивал.
Да, Рогов, может, и не совсем прав, устроив импровизацию с лагерем ваксов, что полностью разрушило первоначальный план, который обсуждал с Кэт перед расставанием. Но победителей судить не принято, а он победил.
Штык почему-то считает иначе:
— Тебе лучших людей дали, а теперь трое лежат с ранениями, и один очень серьезный. Не знаем, выживет ли, ему грудь проткнули. Тебе не для того их давали, чтобы ты их под копья подставлял.
Рогов не смог проигнорировать столь беспочвенный наезд:
— Может, для тебя это станет открытием, но на войне могут ранить или даже убить. А у нас война. Можешь показать, как воевать с тем, что есть, и не нести потерь, — мы все охотно посмотрим. Только не надо говорить, что для этого понадобится двенадцать пулеметов и поддержка авиации. У нас вчера не было твоих пулеметов, мы воевали тем, что есть. Вот от этого и отталкивайся. Сумеешь доказать — и я первым признаю, что был не прав. Кстати, разведка доложила, что часть дикарей остановилась лагерем ниже слияния. Всего лишь в трех часах ходьбы. Видимо, трепка их впечатлила не настолько, чтобы уйти окончательно. Скорее всего, обсуждают происшедшее, и кто-то из вождей настаивает на продолжении набега. Если ты на них нападешь, показав свой непревзойденный полководческий гений, и перебьешь всех без малейших потерь, тебе тут памятник при жизни поставят. Вперед, тебя ждут великие свершения.
— Рогов, дай уже другим слово сказать, — миролюбиво попросил Кузьмич. — И вообще, не надо горячиться, здесь все свои, а вы оба на публику работаете.
Штык упрямо покачал головой:
— Был уговор ударить одновременно: они с севера, а мы им навстречу, от поселка к лесу. Он уговор нарушил, и у него теперь раненые. Мы просто не успели ему помочь, не ждали, что он появится со стороны слияния.
Вмешался Сфен, со свойственной ему иронией произнес:
— Некоторые очень даже успели. И тебя среди них мы почему-то не заметили.
Удар был, что называется, ниже пояса. На такое без эмоций ответить трудно, а лучше вообще смолчать. Штык все же по инерции выдал:
— Да он даже тебя в этот бой взял. А у нас договор, что тебя беречь надо. В первую очередь беречь. Ты единственный специалист по руде.
— Штык, мне тебя жаль, но ты безнадежен. Надо было сходить с нами хотя бы в одну экспедицию. А там уже посмотреть, как именно ты меня собрался беречь. Нас каждый раз кучка, а вокруг толпы дикарей. Так бывает всегда, когда удаляемся от поселка. Это их земля, мы, как ни крути, здесь чужие. Захватчики и оккупанты. И даже поблизости к стенам бродить небезопасно. Чуть отойди от них — и ты уже дичь для охотничьих отрядов. Для них что олень, что человек — без разницы.
— Это всего лишь тупые дикари. Надо просто делать все по плану, как договаривались, а не отсебятину нести.
— Не такие уж они и дикари, в чем-то покруче нас будут, — сказал Рогов.
— О чем это ты? — не понял Кузьмич.
— Небось о том, что они кремень обрабатывать умеют. И добывают его где-то. А мы не можем, — ответил за Рогова Штык. — Тоже мне еще высокие технологии. Смешно слушать.
— Я разве что-то говорил о кремне?
— А о чем ты тогда сейчас?
— Хочу вам кое-что показать. Но это нежелательно делать в хижине. Выйти надо.
— Обязательно показывать? — скривился Кузьмич.
— Если вы не хотите увидеть, что у дикарей есть технологии, которые даже на Земле неизвестны, то можете не смотреть.
— Уговорил — на такое придется посмотреть.
Местообитание землян напоминало причудливую смесь туристического лагеря, затерянной в глуши деревни и поселения ваксов. Палатки, в основном самодельные, принесенные с гор разными группами, временные шалаши и тростниковые хижины, небольшие избы из сырого леса с крохотными оконцами и дымоходами из глины и неотесанных камней. Повсюду стружка, опилки, строительный мусор, выглядит все это неприглядно. Вначале пытались развиваться по плану, но увеличение количества людей постоянно вносило в него коррективы. А сейчас численность в два раза возросла, причем скачкообразно, всякие прежние замыслы напрочь позабылись, здесь бы хоть как-нибудь успеть обеспечить всех до холодов более-менее приемлемой крышей над головой.
Совет заседал во времянке из тростника и жердей, ее вот-вот должны были разобрать. Не годится такое жилье для зимы, к тому же пожароопасное, в нынешней тесноте застройки от таких «мин» надо побыстрее избавляться.
