Колесников не спеша выдвинулся навстречу. Нельзя показывать суеты и нетерпения. Враг должен знать, что они, русские, не ищут изо всех сил мира с этими пришельцами. А торопливость переговорщика может дать им повод думать иначе.
— Стоять! — громко, сквозь свою маску крикнул Борис, вытянув вперед руку.
— Я Пауль Рохес, — послышался уже знакомый голос из фильтров пришельца. — Борис, это вы? — спросил он, делая ударение на первом слоге имени капитана.
— Да, я. Что у тебя на поясе? Оружие? У нас, кажется, было четкое условие…
— Это? — чилиец положил облаченную в перчатку руку на рукоять пистолета, наверное даже не подозревая, что в этот миг с дюжину пуль могли ворваться в его голову, невзирая на стальной шлем. — Это сигнальный пистолет… Э-э… Ракетница.
— Зачем?
— Подать сигнал моей группе о вашей готовности к переговорам.
— К чему это? Где твоя группа? Мы же договорились, что они придут с тобой.
— Борис, я решений не принимаю. Я лишь передал ваши условия. Мое руководство вам не доверяет и не хочет входить на вашу территорию.
— Я что-то не понял, — Колесников уже приготовился нажать на кнопку фонаря и направить свет на голову Рохеса, тем самым приговорив его к расстрелу на месте.
— Мое руководство готово вести с вами переговоры о мире, однако оно не хочет спускаться в ваш бункер и предлагает встретиться на нейтральной территории. Я уполномочен сопроводить парламентера после подачи светового сигнала ракетницей.
— Что за нейтральная территория?
— В тысяче шагов позади меня находится наша бронемашина. Можем обсудить все в ней. Это предлагает мое руководство.
— Ваша бронемашина — это нейтральная территория? — усмехнулся Борис. — Вы, кажется, плохо поняли наши условия. Наш командир в вашу ловушку не пойдет.
— А наш не хочет идти в вашу, — развел руками Рохес. — Я объяснил им, что вы со мной обращались сносно и не являетесь варварами. Но они все равно…
— Сносно? — разозлился Колесников. — Было бы сносно, если б ты на костылях к своим вернулся! А мы с тобой, как с дитем малым нянчились!
— Так вы отказываетесь от переговоров? — в голосе Пауля тоже слышалось раздражение, которое не могла скрыть даже маска.
— Стой здесь и жди. Я доложу командиру. Повернись лицом на закат и не оборачивайся. Если будешь смотреть, в какую сторону я иду, мои часовые тебе башку прострелят.
— Я понял, — махнул рукой Рохес и, развернувшись, уставился на меркнущий закат.
* * *
— Ну, капитан, ты зря нервничаешь. Я примерно такой расклад с их стороны и предполагал, — произнес Стечкин, встретивший Колесникова у дегазационной.
— Мне все равно это не нравится, — нахмурился Борис.
— Ну, это все издержки дипломатии.
— Так что мне ему передать?
— Скажи, что мы встретимся с их бронемашиной. Ахмет сейчас заведет нашу, и поеду вместе с Рохесом этим на броне.
— А если они попутают и из фауста шарахнут?
— А белый флаг на что?
— Белый флаг на морпеховском бронетранспортере, — неодобрительно покачал головой Борис.
Стечкин усмехнулся:
— Да успокойся, ура-патриот. На броне будет сидеть Рохес и держать этот флаг. Так что наша честь не измарается.
— Я с тобой, командир, — решительно произнес Колесников.
— Не возражаю.
— Никита! — крикнул Колесников в дежурку. — Альф!
— Я! — отозвался оттуда гвардеец.
— Быстро сообрази мне «пояс шахида»! Пластида побольше, шарики, гранату и от чеки тросик, чтоб через рукав к запястью!
— Пять минут, товарищ капитан! Щас сделаю!
— Это еще зачем? — поморщился майор.
— Ну как. Ежели лажа какая, то и их, и себя и, уж прости командир, тебя до кучи, — развел руками Борис.
— Ну ты и отморозок, Боря, — покачал головой Стечкин, улыбаясь.
— Морская пехота России, однако, — подмигнул командиру капитан Колесников.
* * *
Бронетранспортер двигался вперед, демонстративно включив фары и подсвечивая лучом дополнительного фонаря сидевшего на корпусе Пауля Рохеса, сжимающего белый флаг. Рядом с ним находился Борис Колесников — в качестве подстраховки, чтобы заморский гость не слетел с корпуса от тряски транспорта. Одной рукой он держался за ствол КПВТ, который был зачехлен. Конечно, в случае чего брезентовый чехол не станет препятствием пулям калибра 14,5 миллиметра, но самим своим наличием он явно демонстрировал мирные намерения. Другой рукой Борис крепко сжимал пояс Пауля. Внутри, помимо механика-водителя, находился стрелок главного калибра бронетранспортера, его второй номер и Стечкин.
В километре от бункера, на холме, чья вершина возвышалась над осевшим тяжелым ядовитым туманом, стоял другой бронетранспортер. Не российского производства. Похоже, что это был разработанный некогда в Швейцарии и, видимо, произведенный в Чили по лицензии трехосный броневик «Пиранья», вооруженный двадцатимиллиметровым «Эрликоном».
БТР-80 остановился у заморской машины, и его тут же окружили с десяток стрелков.
Рохес спрыгнул с брони и быстро заговорил. Кто-то, в черных перчатках почти до локтя, небрежно закивал и махнул рукой Колесникову, держа наготове МП-44.
Борис медленно спустился на землю.
— Кто здесь главный? — послышался грозный и зычный рык майора Стечкина, вышедшего из десантного отделения бронетранспортера. Он снял защитную маску, чтоб его было лучше слышно. Благо, туман в основном стелился ниже, чем они сейчас находились. Часть стрелков тут же навели на него оружие.
— Это штурмлейтенант Роланд! — воскликнул подскочивший к майору Рохес, указывая на человека в черных перчатках. — Его люди должны вас обыскать, прежде чем впустить в нашу машину.
— Не будем терять времени. Обыскивайте, — кивнул Стечкин.
— И ваш транспортер тоже, — добавил Пауль.
— А это еще зачем? Там мои люди, и вам внутри делать нечего.
Рохес перевел сказанное штурмлейтенанту. Тот мотнул головой и что-то недобро прорычал.
— Он настаивает, майор.
— А мне плевать! Речь шла о нейтральной территории, а здесь я вижу почти дюжину вооруженных солдат. Если что-то не устраивает, мы уезжаем.
Пауль снова перевел.
После минутной паузы Роланд что-то проворчал, а затем махнул рукой и указал солдатам на Колесникова и Стечкина.
Иноземные солдаты стали охлопывать двух пехотинцев, ища оружие. Тот, что обыскивал Колесникова, что-то тревожно заговорил Роланду. Тот медленно подошел к капитану.
— Что. Там. Есть? — по слогам выдавил штурмлейтенант.
— О, да ты по-нашему волочешь? Я думал, у вас только один любитель Достоевского в оригинале, — усмехнулся Борис.
