— Едем, Эндрю! — позвал лейтенант. — Пора!
— Пара минут! — откликнулся русский и перемигнулся со вторым гитаристом. — Вот эту — на дорожку…
Он положил руки на гитару и, глядя прямо в глаза сидящим на земле и стоявшим слушателям, тихо заговорил:
В мире
Крови
И так до черта,
Миру
Не надо
Слез.
Наша вера верней расчета —
Нас вывозит авось.
Нас вывозит Авось.
Нас мало.
Нас адски мало,
А самое страшное — что мы врозь…
Но из всех притонов, из всех кошмаров
Мы возвращаемся на авось…
Остальные подхватили — уже под музыку, и песню странным образом оттенил внезапно развернувшийся в порыве ветра флаг над плацем:
Вместо флейты поднимем флягу,
Чтобы смелее жилось!
Чтобы
Смелее жилось!
Под бессмертным, безумным флагом
И девизом: «Авось!»
И девизом:
«Авось!»
С гулким громом о наши плечи
Бьется земная ось!
Бьется Земная ось!
Только наш позвоночник крепче —
Не согнемся авось!
Не согнемся
Авось!
Нас мало, и нас все меньше,
А самое страшное — что мы врозь…
Но сердца забывчивых женщин Не забудут авось!
Не забудут — авось!..[88]
На этот раз взвод разделился не сразу. Ночным маршем он выдвинулся все к той же Дере-Дере, и под утро Мальвони повел свое отделение в деревню — на дневку. О'Салливан страшно обиделся, что Фишер поручил это не ему, но лейтенант, хоть и не сказал этого прямо, скорей бы застрелился, чем пустил бы непредсказуемого ирландца на такое важное дело, как играть роль приманки.
Остальные залегли в холмах. Подальше на север так же расположился третий взвод, на юго-востоке — первый.
* * *
Положение «замри» приняли еще затемно, и Фишер лично проверил всех и все: раскраску лиц и рук, деформирующие сетки-экраны и секторы обстрела. Потом исчез сам — и на склонах холмов, среди старых мертвых деревьев и нового подроста, воцарилась тишина.
Сполохи, изредка пробегавшие по небу, превратились постепенно в сплошную радужную полосу — северное сияние… это название давно стало условным. Потом в узкой полоске между черным горизонтом и наползшими сплошным покровом сине-черными тучами разгорелся алый огонь.
Вставало солнце.
Дере-Дере была как на ладони. Остатки храма Ала Шамзи еще дотлевали. Но в остальном, похоже, жизнь шла в деревне по намеченному плану. Маленькое стадо вытягивалось за околицу. К клочкам неряшливых полей тянулись уныло редкие фигурки, и хорошо было видно на крыше одного из домов солдата — кто-то из первого отделения стоял, положив руки на автомат, висящий на шее. Потом часовой соскочил во двор.
Тут и там потянулись вверх тонкие дымки. Джек даже ощутил запах кизяка и еще что-то… пища какая-то… Каша — вдруг понял он и сам себе удивился. Месяц назад он не различал этих запахов…
Меж холмов, сорвавшись с околицы селения, вихрем полетел всадник на быстром приземистом коньке. Он мчался, нахлестывая круп своей животины. «Насчет нас? — мелькнула мысль. — Ну-ну…»
Кролик высунулся из незаметной норки в каком-то метре от лица Джека. Смешно подвигал носиком, неуверенно скакнул… и встретился взглядом с глазами человека.
Зверек обмер. Но страшные глаза медленно закрылись, и кролик увидел кочку. Дернул носом: человеком не пахло… и все-таки запрыгал от греха подальше…
Лежать неподвижно — страшно нудно. Кроме того, надо следить, чтобы, чего доброго, не затекли руки или ноги, иначе в случае внезапной схватки придется плохо. Донимали мысли: а что, если придут только ночью? Нет, им же передали, что отделение стало на дневку… А если не польстятся на отделение? Не такая уж и богатая добыча… но ведь легкая вообще-то!
Похрюкивая, прошли мимо несколько кабанов, через холмы обходя деревню. На оставленный помет слетелись мелкие птички, что-то из него выклевывали, сердито питюкая. Проползла совсем рядом змея, похожая на ленту живой серой стали. Люди словно бы перестали существовать — до поры.
«Кр-рэк, крэк, рэк, рэк, рэк!» — проорала длиннохвостая сорока, взлетая над тропой внизу. Джек напрягся, чувствуя, как в кровь хлынул адреналин — потоком…
Из рощи вышли двое местных — брели с короткими изогнутыми косами, о чем-то переговаривались на ходу, шагая в сторону деревни. «Возвращаются с покоса, — подумал Джек. — Стоп. Вообще-то… вообще-то они не проходили туда!»
Он проследил за туземцами до самой околицы. Но они, должно быть, где-то ночевали, потому что совершенно спокойно разошлись по домам.
А что там делают ребята Мальвони? Для местных они спят, кроме часового, понятно… А на самом деле? Сидят в доме за закрытыми ставнями и ждут, ждут, ждут… Будь все проклято, сколько же приходится ждать на войне…
Он подумал о Стелле. Просто подумал: «Стелла…» — и все, потому что на тропе появился осторожный человек. Высокий человек в пятнистом, на голове капюшон, шел с тяжелым ПКМ наперевес и, остановившись у поворота, осмотрелся. Джек физически ощутил холодный, внимательный взгляд, скользнувший по нему. Человек поднял левой рукой к невидимым в тени капюшона глазам плоский бинокль, огляделся еще раз, и Джек окаменел, стиснув кулаки.
Бинокль опустился. Было видно, как человек, подняв руку, махнул ею вперед.
Цепочка фигур поднялась на склонах холмов. Это были бандосы, местные. Держа наперевес оружие, они двинулись к деревне, внимательно осматриваясь, и стало ясно, что они прочесывают местность… Из рощицы внизу взлетела стая птиц, закружилась с недовольными криками. Так…
Один из бандосов прошел так близко, что Джек ощутил запах его дыхания — как у хищного животного. Молодой совсем, он часто облизывал толстые губы, глаза блестели. И он, очевидно, больше думал о предстоящем бое, чем о прочесывании местности, когда едва не наступил Джеку на спину, но все-таки перешагнул кочку.
Шагавший по тропке остановился вновь и сделал какой-то новый знак рукой. Цепь присела. Тот, на тропе, повернулся… и послышался хищный клекот: «Э-эк, и-ир-р!»
Колонна начала выползать на тропу. Полсотни бандосов, маленькие коньки, а за ними в упряжках — два тяжелых пулемета, две скорострелки и две легких РСЗО, потом — еще полсотни пехотинцев во главе с тремя белыми в синих беретах…
«Ну вот сейчас… — думал Джек, считая бандитов. — Сейчас… сразу за все… за всех… для начала… сейчас…»
