– По рукам. – Кир пожал протянутую руку и вдруг улыбнулся. – А знаешь, тебя бы я и правда вытащил. Не ожидал, что такое умное «мясо» бывает.
– «Мясом» меня больше не называй, – посоветовал Гус, – а то попрошу мальчиков с тобой разобраться. А они и рады будут, так ты их достал. У них же чуть ум за разум не зашел: такой малец, а командует, будто взрослый.
Кир хмыкнул, но ничего не ответил. Успокоился вроде, уже не дрожит, и слезки на глаза не наворачиваются.
Четверняшки с упоением умывались, извели уже половину запаса воды, но Гусу было плевать. Братья счастливы, а порцию счастья они заслужили. Да, он точно оставит их при себе. И тогда, под его мудрым руководством, братья не пропадут, а Густав Падальщик с такой поддержкой станет сильнее всех на Полигоне. Прекрасно. Просто прекрасно. Судьба определенно решила вознаградить его за неприятности последних дней.
Гус улыбнулся Киру, и омеговец отшатнулся, столько ненависти – не к нему, а к миру вообще – было в этой улыбке.
Как Лекс и предполагал, твари были ядовитыми – его слегка знобило, Авдей ежился, Петр жаловался на слабость, Орв молчал, смотрел в никуда. Может, оплакивал Ломако – Лекс тоже жалел одноглазого, светлая ему память, хороший был мужик. А может, и Орв себя плохо чувствовал. Артуру досталось сильнее всех: он метался в беспамятстве, тонко стонал на одной ноте. Орв подковылял к нему, пощупал запястье, тронул лоб, оттянул веко.
– Ф-фязать надо. И нефти. Руки ф-фязать. Ноги ф-фязать.
Будто подтверждая его слова, Артур забился. Орв перехватил его запястья, уселся сверху:
– Ф ф-вубы палку!
Авдей его каким-то образом понял, схватил полусгоревшую ветку из потухшего костра, сунул Артуру в зубы. Через какое-то время припадок кончился. Петр развязал мешок, отобрал веревку покрепче, связал Артура так, чтобы больно парню не было, но освободиться и покалечить себя не смог.
– М-да, – пробормотал Авдей, – на высоту мы его так не унесем. Накрылся твой план, парень.
– Унесем. Дотащим. – Лекс смотрел на Артура: он дышал часто, поверхностно. – Мы не можем здесь оставаться, слишком низко.
– Ты, парень, – Петр положил руку Лексу на плечо, – представляешь, как это – больного по круче тащить? А если он метаться начнет? Сам свалится и нас утащит. Тут не каждый здоровый пройдет, а мы так и вовсе инвалидная команда. Скажи, Орв?
– Надо неф-фти. Надо идти, – безучастно откликнулся Орв. – Орв видит. Фнает.
– Сбрендил? – поразился Авдей. – Мы только начали, а уже двоих потеряли… Троих, если с Падальщиком считать.
– Думаешь, его покусали? – Лекс сомневался. Ему казалось, что ни одна из тварей Пустоши на Гуса не позарится.
– А то нет! – Авдея вопрос съедобности Гуса не волновал. – Всю кровь выпили, как у бедолаги Ломако. Вот хороший человек был…
– Идти, – поддержал Орв Лекса и заглянул ему в глаза, будто силясь что-то передать, – надо идти. Орв фнает. Орв чует.
Сделать носилки не из чего, нести Артура на себе по скалам невозможно. Орв что-то бормотал на мутантском наречии, склонившись к больному. Авдей вдруг ударил кулаком о камень:
– Да что ж за жизнь такая?! Будто кто-то нас не пускает!
– Тени, – откликнулся Петр, – тени скалы стерегут. Мне всю ночь чудилось, что они рядом бродят, принюхиваются.
– Хватит пугать, – оборвал его Авдей. – Ладно, Орв, давай потащим больного. Скажи только – как?
Орв не отозвался. Он был занят: приседал, делал сложные пассы руками, бормотание его перешло в пение – монотонное, вибрирующее. Лекс шагнул поближе, завороженный обрядом. Он слышал, конечно, о крабодианах, о мутантах горы Крым, и о шаманстве их тоже слышал, но видеть шамана в действии ему не доводилось. Авдей с Петром о чем-то спорили вполголоса. Наконец Авдей сказал:
– Пока Орв тут колдует, пойдем, Лекс, похороним Ломако.
Курсант понимал, что это трата драгоценного времени, что начался пятый, решающий, день, но спорить не стал.
Труп был страшен. Почерневшие, распухшие губы, лицо и руки – в мелких ранках, потеках свернувшейся крови. Ломако лежал на спине «звездой». Авдей охнул:
– Вот ведь… – И замолчал.
Тело подняли за руки и за ноги. Лексу казалось, что Ломако, из которого почти всю кровь выпили, должен быть легким, но тащить одноглазого было тяжело. Пыхтя и отдуваясь, отволокли труп к россыпи небольших камней и принялись заваливать. Работали сосредоточенно, молча. Лекс старался не смотреть, как скрывается под обломками то, что было Ломако, веселым мужиком, хорошим, в общем, человеком. Как Петр. И Авдей. «Мясо»? Но почему «мясо»? Того же Артура сюда продали…
– Всё, – выдохнул Авдей, вытирая лоб. – Помянуть бы…
– Нечем, – жестко возразил Лекс. – И некогда. Потом помянем. Надо идти уже.
Из расщелины, покачиваясь и держась за плечо Орва, вышел Артур. Выглядел он больным и изможденным, но ноги переставлял. Лекс уставился на него, как на привидение. Не мог человек так быстро подняться! Орв если от Артура и отличался, то в худшую сторону: был он не бледным, а землисто-серым, по безбровому безволосому лицу струился пот, конечности дрожали. Орв улыбнулся своей рыбьей пастью. Артур отпустил мутанта и шагнул к людям:
– Если надо идти, идем. Я могу.
– Порченая кроффь, – пожаловался Орв. – Идем. Тихо. И держим.
Поклажу Артура разобрали, подумали и Орву тоже ничего нести не доверили. Одним концом веревки Лекс обмотал талию Артура, а вторым обвязал себя. Орв от страховки отказался, он все пытался уверить команду, что в порядке.
Солнце поднялось уже достаточно высоко, и Лекс ругал себя последними словами: день потеряли. В сумерках надо было идти или по рассветной прохладе.
А сейчас на камнях можно яичницу жарить. Раскаленные скалы жгли сквозь подошвы, воздух дрожал, искажая очертания красноватых отвесных стен. Двигались медленно, сначала вдоль скалы, потом по пологой тропинке зигзагом. На тропе кое-где росли белесые кусты с длинными колючками.
Лекс вспоминал карту, виденную давно, будто в другой жизни. Так далеко осталась Омега, так давно все было, и каждый шаг отдаляет от дома, от него прежнего.
Вот он – мальчишка, шлюхин сын, кидается на обидчиков с кулаками. Он – мелкий, его кормят плохо, а самогонку он не пьет, хотя мамины ухажеры наливают. Артур-Красавчик, сильный, откормленный, хохочет. Ловит Лекса сзади, поднимает, Лекс пинается, но почему-то не попадает. А ведь они с Красавчиком – ровесники, но Красавчик хорошо ест, мягко спит и занимается с учителями… Роман, дружок Красавчика, подскакивает к Лексу и орет: «На ферму его! В говне купать!» И вся ватага, все окрестные мальчишки с хохотом волокут уже ревущего Лекса на ферму. Купать в дерьме манисов.
