…Просыпаться Инне не хотелось, она чувствовала, что еще рано. Но после сна с паролем обязательно наступало пробуждение. Ни в какую не отвертишься, лучше и не пробовать. Что-то еще ей мешало. Да это звонок… В дверь звонили настойчиво, хамски. Так себе позволяет только милиция. И братва, когда приходит вышибать долги. Инну охватило страхом от воспоминания. Когда-то она зналась и с теми, и с теми.
Когда-то, но не теперь. Она отбросила шелковую черную простыню. Если не принимала у себя мужчину или ей просто не хотелось секса, она всегда постилала черное. Жутковато, но ей нравилось. Да и мужиков отпугивало — какая любовь на черном? К себе она приводила редко, ее дом был ее крепостью. В дверь звонили.
Инна спустила голые ноги с высокой постели. Она всегда спала без одежды. Так рано мог заявиться только Роберт. У него наглости хватит. Натянула, переступая длинными ногами, узенькие черные трусики из глухих кружев, не торопясь закурила тонкую черную сигарету. Больше ничего черного не было в спальне Инны Старцевой. Белье и сигареты. Ее изящные узкие ступни утопали в шкуре белого медведя. Мебель цвета слоновой кости, стены — белый штоф. В дверь звонили. Она не беспокоилась за сон-приказание. Такие сны не забывались в отличие от обыкновенных.
Так, Роберт, это если из своих. А если нет? Посмотрела на часы — восемь ноль одна. Отодвинув верхний ящичек столика с изогнутыми тонкими ножками, достала сверкающий никелированный пистолет. Выдвинула-вдвинула обойму, отвела ствол, поставила сектор предохранителя в боевое положение. По движениям понятно, что они ей привычны. «Кольт» велик, тяжеловат, но в руку ложится хорошо. Вспомнилось давнее: «Какой прок от оружия невзведенного? Все равно что от незаряженного». Тот же человек ей сказал. Тот же.
Не стала накидывать даже короткой рубашки, так и пошла, встряхнув роскошной гривой. Вот еще что черное было в спальне — Иннина бобровая, с серебряной сединой грива и крупные, очень тяжелые соски. Мужики балдели.
А нехороший человек, если он за дверью, в любом случае секунду потеряет, вылупившись, подумала Инна. А она успеет выстрелить.
— Кто? — спросила, стоя чуть в стороне, надавливая ногой кнопку переговорника, отведенную под вешалку.
— Долго спите, Инна Аркадьевна, — сказал из динамика наглый голос.
Милиция. Менты. Не может быть. ТЕ так хорошо ограждали ее до сих пор.
— Что вам надо? Уходите, я не открою.
— Не тревожьтесь, я пришел не со злом, — сказал наглый голос. — Я принес вам привет от вашего старого друга, Ивана Серафимовича. Может, вы лучше его вспомните как Михаила Александровича?.. Инна Аркадьевна, вы не ушли?
— Я… Да. Я сейчас. Простите, я не одета. Подождите.
«Кольт» она все-таки сунула в карман длинного, до полу, шелкового халата. Чтобы не оттягивал тонкую ткань, пришлось держать в руке. Да и спокойней все же. Хотя какое спокойствие, сердце колотилось у самого горла.
Вошел рыжий, с рыжими глазами. В отличной замше и драной каскетке.
— Инна Аркадьевна, вы в меня стрелять не будете? Михаил Александрович предупредил, что вы девушка решительная.
— Как… чем вы докажете, что это именно он прислал вас?
Рыжий тщательно закрыл за собой дверь и, по-прежнему по-волчьи скалясь, раздельно произнес:
— Вспышка. Цветы. Дорога. Зеленый газон. Вспышка. Где будем пить чай, Инна Аркадьевна? И покормили бы, а то я прямо с самолета — к вам.
* * *
До станции Тучково он доехал, голоснув на шоссейке. Смешался с ожидающей толпой на платформе. Под выходной народу много. Он даже взял билет в прохладном зале из окошечка кассы. Ему вдруг захотелось быть как все. В тамбуре пригородной электрички, которые не стали чище с тех пор, когда Михаил Гордеев, понятия не имевший обо всем, что ему предстоит, ездил в таких же, он прислонился к дверям с выбитыми окошками и стал глотать горячий воздух. Но ощущение прелести этого Мира уже прошло. И оно посещало его все реже. Все реже, появляясь здесь, он ловил себя на мысли: я дома. С этим ничего нельзя было поделать. Он понимал.
Понимал? — по привычке молча разговаривать с самим собой, возразил себе он. Отчего же, приходя сюда, ты выбираешь для появлений именно те места, которые были тебе дороги? Что же осталось в тебе такого, что тебя продолжает тянуть туда, где ты нашел последнего в этом Мире близкого человека, и туда, где ты его потерял. Где сам же отдал его Мирам.
Привычка обходиться внутренним собеседником пришла к нему именно там, где не существовало Времени, на черной Реке. Там, где он получил свое прозвище. По роду работы, которую выполнял для Миров. Да и продолжает выполнять. А здесь его даже сумели вычислить по этим его привязанностям к определенным точкам Мира. Как странно, сказал он себе, ты же помнишь свою не бедную событиями и встречами жизнь и когда ты был просто человеком, и когда уже начал служить Мирам. Сколько было всего, а ты упорно возвращаешься туда.
Когда-то — кажется, это было как раз в этом Мире — он услыхал притчу о том, как за бессмертие и неуязвимость получивший их заплатил неимоверно сузившимся восприятием. Одно зрение ему было оставлено, что ли. Прежде чем впасть в полнейшую апатию и начать «созерцать бесконечность», тот горше всего тосковал о какой-то мелочи, которую мог испытать перед обращением в бессмертного, и легкомысленно отказался. Какой-то несъеденный кусок сыру, в этом роде.
Как ни кощунственно звучит, но параллель есть. Теперь он чаще думал именно так. Может, так просто было легче?
Мысли послушно перескочили к более близкому. Этот парень. Ты искал его долго. Миры сказали тебе, что такой должен найтись в твоем бывшем Мире, и ты придумал Территории. Ты сделал так, чтобы о них узнали те силы данного Мира, которые сами, в общем, стремятся к тому, чем когда-то был занят и ты, — к ограждению своего Мира от постороннего, чужого. В меру своего понимания и умения, конечно. Пусть их. Как он сказал рыжему Мишке: пусть. Он даже готов кое-чему научить этого воображающего себя главным хранителем запретных тайн Богомолова. С его никак не остывающим клокотанием. С жаждой обязательной личной победы. До определенной степени это даже полезно. Ты поразился другому, найдя этого парня и узнав в нем… Снова поправил себя: еще не до конца узнав. Ты поразился сперва только вашей с ним внутренней схожести. Потом, узнав больше, понял, откуда она берется, и тебе — даже тебе — стало не по себе от причины. И еще ты понял, что Миры правы, этого парня стоило искать. Сейчас еще ничего определенного сказать нельзя, но очень, очень может быть, что этот парень справится. Что сумеет сделать то в своем Мире, чего не сумел ты. Ни ты, ни все бесконечные Миры с их непреложными законами.
