записывать ничего не надо. Нас будут гипнотизировать и настраивать на пробуждение, как бы парадоксально это ни звучало.
— Привет, — Ираклий подставил кулак, и я выписал ему брофист. — Как оно?
— Чуть не утонул по дороге.
Ираклий хмыкнул:
— Та же фигня, брат.
Моё внимание привлёк Игорь Гриднев, целенаправленно вышагивающий по проходу в нашем направлении. Староста чем-то напоминал ледокол, от которого в ужасе шарахались случайные айсберги. Остановившись у моего кресла, Гриднев протянул руку:
— Здорово.
Отвечаю крепким рукопожатием.
— Надо поговорить, — без предисловий начал кинетик.
— Сейчас?
— Не успеем. Задержись после сеанса, если не сложно.
— Добро.
Коротко кивнув, Игорь развернулся и побрёл на своё место.
Прозвенел звонок.
Дверь кабинета отворилась, и я увидел нашего морфиста. Точнее — морфистку. Женщину в годах, смахивающую то ли на цыганку, то ли на жительницу Курдистана. Я не всегда их различаю, простите. Положив кожаный ридикюль на деревянный стул за учительским столом, учительница поздоровалась:
— Доброго утра всем.
Толкаю локтем Ираклия:
— Как её зовут?
Вопрос я прошептал в самое ухо приятелю, перегнувшись через подлокотник кресла.
— Зинаида Аркадьевна, — одними губами ответил мой приятель. — Гиппиус.
Никто не спешил подниматься, но многие уважительно кивнули в ответ. Похоже, отдельные преподаватели поддерживали вольные нравы в среде учеников.
— Все ли присутствуют на уроке? — меланхолично обратилась к классу Зинаида Аркадьевна.
— Полный состав, — ответил Игорь.
— Очень хорошо, — морфистка посмотрела в окно.
Народ перестал шептаться и сосредоточился на массивной фигуре преподавательницы. Госпожа Гиппиус словно пребывала в двух мирах одновременно — она смотрела сквозь предметы и видела в них нечто, недоступное простым смертным.
— Откиньтесь на спинки кресел, — начала отдавать распоряжения учительница. — Расслабьтесь. Постарайтесь избавиться от лишних мыслей. Посмотрите вот сюда.
Палец Зинаиды Аркадьевны уткнулся в потолок.
Я перевёл взгляд на лопасти медленно вращающегося вентилятора.
— Эти лопасти крутятся, набирают обороты, и вы погружаетесь в глубокий сон. На счёт «три» каждый из вас уснёт. Пробуждение наступит после того, как я произнесу слово «перемена». Итак, раз…
Я успел подумать, что вентилятор не должен работать в такую холодную погоду. С чего бы вообще школе тратить энергию на разную фигню…
— Два.
Сна ни в одном глазу.
Может они его специально запускают? Вместо маятника. Помогают морфистке всех гипнотизировать, а так он и не крутится вовсе. Я вообще не помню, чтобы эта хреновина гоняла воздух перед началом урока.
— Три.
Все мои одноклассники вырубились.
Я остался сидеть, как дурак.
Картина, знаете ли, получилась жутковатая. Все, кто меня окружал, закрыли глаза и выпали из реальности. Ираклий запрокинул голову, открл рот и начал мирно посапывать. У кого-то голова свесилась набок. Были и те, кто храпел. Некоторые, вытянув ноги, развалились в своих креслах, точно пассажиры какого-нибудь авиалайнера.
Озираюсь в поисках братьев по разуму.
Никого.
Гимназисты спят. А училка с нарастающей тревогой взирает на меня, сдвинув на переносицу очки в золотой оправе. Да, забыл вам сказать про эти очечи. Вроде бы, для коррекции зрения, но отливают розовым. Гламур, который мы заслужили.
— Иванов, — тихо произнесла морфистка. — Что с тобой?
Скрываться бесполезно.
Цель захвачена.
— Ты не смотрел на вентилятор? — вкрадчиво поинтересовалась Зинаида Аркадьевна.
— Смотрел.
Лопасти, как я и прогнозировал, перестали вращаться. Бутафория, созданная исключительно для неокрепших детских умов. Не удивлюсь, если кнопка запуска выведена на учительскую столешницу. Или замаскирована вон под тот выключатель рядом с дверью.
— И ты не хочешь спать? — тревога в голосе учительницы нарастала.
Качаю головой.
— Ты хоть сам понимаешь, что это означает?
Попробую догадаться. Я неудачник, которого морфисты не сумеют подготовить к обретению дара. Моих одноклассников стимулируют всеми возможными способами, а меня — нет. Шансы на прорыв существенно снижаются.
— Жди здесь.
Училка срывается с места и пружинящей походкой топает к выходу. Столько грации для этой жирной туши, даже не верится.
Хлопнула дверь.
Я остался наедине со своими мыслями.
И с кучей зомби, которых на щелчок погрузили в виртуальную реальность. Шаги в коридоре быстро смолкли — видимо, морфистка скрылась в одном из соседних кабинетов. Хотя… Рядом же учительская. Буквально через дверь от нашего кабинета.
Несколько минут ничего не происходило.
Глядя в потолок, я размышлял о последствиях. Гиппиус явно решила меня сдать. То, что ситуация из ряда вон, уже понятно. Отработанные десятилетиями схемы на мне почему-то обламываются. И это ставит под сомнение переход на уровень пробуждённого. Возможно, сейчас идёт бурное совещание по поводу пребывания моей персоны в стенах гимназии.
От нечего делать, я решил прогуляться по аудитории.
Тихо, чтобы никого не вывести из транса.
Впрочем, я сомневаюсь, что этих ребят активирует что-либо кроме кодового слова, произнесённого Зинаидой Гиппиус. Интересно, зачем усыплять Барского и других одарённых первого ранга? Я бы освободил их от всех занятий, кроме боёвки и геометрии. Больше геометрии богу геометрии, ага.
Хожу, заглядываю в безмятежные лица.
У Барского из уголка губ стекает слюна.
Останавливаюсь в дальнем конце зала, поднимаю руки и начинаю дирижировать. Воображаю себя погонщиком мёртвых или кукловодом.
Несколько тел дёрнулось, словно в предсмертных конвульсиях.
Вы шутите?
Показалось, наверное.
Быстро возвращаюсь на прежнее место, заслышав цоканье каблуков по паркетному полу. Вот почему, скажите на милость, жирухи становятся на каблуки? Это неудобно, ноги получают дополнительную нагрузку, на суставы обрушивается вагон ортопедических проблем…
Дверь бесшумно открывается.
Зинаида Аркадьевна подзывает меня пальцем и знаками показывает, чтобы я прихватил портфель. Ясно, выгоняют из школы.
— До конца урока свободен. Погуляй где-нибудь, не мешай мне работать с группой.
— И… всё? Никаких взысканий?
— Нет, — улыбнулась учительница. — Тебе и без взысканий будет… несладко.
* * *
— Игорь!
Гриднев резко сменил курс и подошёл к окну, где я отирался уже минут десять.
Неожиданную форточку я решил использовать с умом. Погулял по двору, присмотрелся к тренировкам старшаков, оформил пару подходов на брусьях и едва не огрёб люлей от злобного цербера на первом этаже. Решив не испытывать судьбу, поплёлся на второй этаж, где проходили занятия по психоморфингу.
— Почему ты не на уроке? — сразу приступил к наездам староста.
— Меня выгнали.
— Ты же… спать должен был?
— Должен. Был.
Кинетик внимательно посмотрел на меня.
— Не срабатывает со мной это колдунство, — поясняю я. — Все вырубились, а я нет.
— Странный ты.
— Мне говорили.
— Вот что, — Гриднев понизил голос, хотя все наши давно покинули класс. — Я вижу, ты парень толковый. Просто не заладились отношения в коллективе. Хочешь быть моим помощником?
У меня чуть глаза на лоб не полезли.
— Серьёзно?
— У меня плохо с юмором, — заверил Гриднев. — Да, серьёзно. Серьёзнее не бывает.
— Ну… даже не знаю. А в чём моя выгода?
— Не
