62. Сговор
Дело вообще-то было не слишком верное, но ведь от его срыва, в плане прибыли, ничего непосредственно не зависело. Однако так вообще-то было почти всегда. Это только на нижнем уровне, дворовой иерархии награда явно зависела от проделанной работы. Вот обчистил кого-то на улице, тут тебе и кошелечек сразу в дело. Хотя тоже, не все справедливо. За одну и ту же работу, то есть, пугание или даже тыканье ножичком, можно получить и тысячу баксиков, а можно и шиш с маслом, разве что часики какие-то поганенькие, кои еще попробуй реализуй. К тому же, в случае удачного, в плане, неудачного для жертвы, тыканья острым предметом, сбагривать куда-то наручный прибор счета времени еще и рискованно. Это почти все едино, что явиться в ментовку с повинной, как иногда делают старинные фильмовые герои.
Так что рыночные отношения на нижнем уровне, никак не исходят из законов термодинамики, где большей работе соответствует большая выделенная теплота. Ну а уж в солидной корпорации охватывающей не какой-то двор, а хотя бы городской район со ста тысячами проживающих в нем лохов, всякие либерально-рыночные отношения отменяются на раз. Жесткая, пирамидально-властная структура, вот что там наличествует. И потому из твоей работы никак не вытекает явная прибыль для всех, и уж тем более нормированный куш для тебя самого. Этот куш определяют большие серьезные дяди где-то вверху, исходя опять же не из какой-то абстрактной справедливости, а только лишь из соображений некой корпоративной выгоды, а так же, и в гораздо большей мере, из своего ленного феодального права. И не твоего вассальского рыла дело судить о тех запредельных высях, а уж тем паче обсуждать вслух ниспосланные оттуда милости или тумаки. Но зато, не платящая никаких официальных налогов, корпорация прекрасно вписывается в объявленную состоявшейся рыночную экономику в целом. Наверное, она даже входит в нее крайне необходимой, не извлекаемой запчастью, хотя не значащейся в официальном реестре достижений города и области на почве освоения передового опыта дальнего зарубежья. В общем, по всем этим причинам, в плане какого-то вознаграждения за здоровски прокрученное дельце, Данила никогда не ведал точно, что ему перепадет. То могла быть увесистая гроздь «зеленых», а могли быть просто отложенные на потом, или вовсе отмененные тумаки. Внутренний бартер был не слишком разнообразен. Городским структурам явно следовало продолжать учиться у продвинутого Запада.
Кстати непонятно, оказывалось ли порученное дельце связано с этим самым Западом, или все-таки только с Востоком-Югом. Но уж такие тонкости были Даниле совершенно до фени. Как уже повествовалось, дело нравилось Даниле тем, что обещало подсидку жизни целой куче молодцев-лохов. Понятно, весьма хотелось бы дабы среди этой кучи попались бы когда-тошние обидчики. Но сие было невозможно не только в плане теории вероятности, о коей Данила имел понимание сугубо практическое, ибо любил время от времени опустить в игровую щель десяток-другой полтинников. Сие было еще и крайне нежелательно. У тех, кто хоть приблизительно ведал, к какой непотопляемой корпорации пристегнут Данила, никак не получилось бы проехаться по ушам в нужном делу ракурсе. А ведь ракурс у дела был не просто абы какой, а даже несколько политический.
Нет, он не касался очередных выборов Рады и президента. Он касался дел протекающих именно здесь и сейчас. Видите ли, кое-кому там наверху очень не понравилась некая растревоженность большого городского муравейника внизу. И даже не растревоженность – что там с того роения микробов? Но видимо большие скромные дяди вверху посчитали, будто роение приобрело нежелательный вектор. Понятно, виноваты были пришлые турки: даже если явились, то не стоило устраивать столь масштабно наблюдаемый кавардак. Одни облака дыма из аэропорта, поглотившие город, чего стоят? Вот как раз «стреляныну» в районе общаг Национального Политехнического университета заглушить бы вполне получилось – свободные СМИ на надежной цепочке. Однако как задавить шушуканье на счет каких-то танковых боев на окраине? Тут уж теле-байкой о взрыве старых, советских времен, и естественно посему ненадежных хранилищах керосина как-то не отделаешься. В журналиста сие с экрана зачитавшего, будут долго пальцем тыкать и путать с товарищем Петросяном.
Так вот, роение низов приняло нежелательный вектор. Часть этого вектора направлено в дело создания некоего народного ополчения для борьбы с агрессором. И ладно б сутолока роения ограничилась теоретической полемикой, пусть бы даже на митингах, нет же, идет натуральный поток добровольцев жаждущих получить настоящее оружие для настоящей войны; в военкоматы, к примеру. И опять же не с некой угрозой вторжения тоталитарной России, а с иноземными войсками уже вроде бы находящимися в городе. Короче, это дело надо было не только пресечь, чем и занимаются соответствующие органы, а несколько рассеять. Вот роль Данилы и сводилась к перенаправлению этого потока добровольцев в другое русло, наверное, равно выгодное, как разместившейся в районе аэропорта пришлой национальной неясности, так и большим дядям командующим Данилой сверху.
И значит, вопреки имени, подразумевающему большого увальня, малорослый Данило обязался задействоваться призывом добровольцев в некое «Вооруженное Народное Ополчение». Конкретно, он назначался заняться этим не в своем Кировском районе, где его все-таки могли с большей вероятностью опознать, а в развернутом от центра Донецка, относительно родного Кировского на сто восемьдесят градусов, Киевском. Существовало ли в действительности ВНО, для Данилы значения не имело, ведь он должен был собрать отряд добровольцев, а уж куда бы они потом, после сбора попали, это было не его дело. Уж то, что они не получат никакого оружия и не встретятся с другими ополченцами Данила знал наверняка. Вообще-то перед самым «выходом на задание», поручающий ему дело босс, носящий кличку Маркиз, пояснил ему куда отправятся «собранные наемнички». Видимо, приоткрыванием тайны он рассчитывал повысить заинтересованность Данилы. Похоже, большие грозные дяди наверху ведали даже о пружинах заведующих внутренними поступками Данилы, вот такими всезнающими они были.
И ведь действительно, теперь осознавая, куда в действительности отправятся навербованные молодцы, Данила просто-таки загорелся будущей работой. Он тут же принялся про себя заготавливать образцы пламенных речей. Нет, он вовсе не собирался записывать их на бумаге, со столь дурацким занятием он с неохотой возюкался даже в далекой школьной витрине реальности. Так что образцы речей проговаривались только внутри. Во внешнем мире, Данила всегда пользовал экспромт.
