Упереться в автомат коленом, сменить магазин…
– Ротмистр, не одолжите? – в паузе между выстрелами спросил какой-то мужчина. Цивильные брюки и рубашка, однако в лице было нечто такое, благодаря которому Чачу признал в нем своего. Точно ведь, тоже офицер, лишь не действующий, а в запасе. – У меня в пистолете уже свежий ветер.
– Держите. – Чачу без колебаний протянул автомат.
С некоторых пор он привык доверять первому впечатлению о людях. После попадания в подвалы контрразведки что-то окончательно ушло из души. Зато пришедшее было более практичным, приземленным, не позволяющим ошибаться.
Нечто округлое влетело в окно, упало между двумя офицерами, собираясь объединить их в общей участи. Понять Бат ничего не успел, лишь машинально подхватил металлическое яйцо и резким броском послал его обратно. Почти сразу рвануло, наверняка еще в полете.
– Прикройте! – Бат, пригибаясь, передвинулся к двери и, все так же не высовываясь, прикрыл ближайшую створку. По ней пробарабанило, дерево изукрасилось дырами, но все же не зацепило. Какой-то юноша, Чачу не помнил его среди прежней толпы, понял смысл и подналег на вторую половину двери.
– Мебель сюда сдвиньте! Вон ее сколько! Только осторожнее!
Где-то неподалеку рванула граната, пули устремились через проемы окон сплошным свинцовым ураганом. Островитяне хлынули на штурм. Им всего-то и требовалось преодолеть расстояние между парком и зданием. Только не так просто пробежать даже считаные шаги, когда в тебя стреляют.
Кто-то из невольных защитников санатория прижался к стенам, опасаясь выглянуть наружу, и все же нашлись и такие, которым отчаянное положение придало отваги. Шесть или семь атакующих разлеглись на негостеприимной земле, прочие торопливо рванули назад, и на несколько мгновений установилось подобие тишины. Лишь кто-то стонал снаружи и внутри, да чуть похрустывало битое стекло под ногами.
Затвор пистолета застыл в крайнем положении. Чачу кое-как поменял магазин. Давешний юноша оказался рядом, и ротмистр протянул ему коробку с патронами.
– Набей!
Какой-то диван был придвинут к дверям, надо бы подкрепить его, но ведь и вооруженным быть хочется. Одна обойма – несерьезно. Сейчас нападающие разделятся на огневую и ударную группы, первая прижмет защитников, не давая им даже высунуть носа, а вторая под прикрытием огня все равно добежит до стен… Или обогнет здание и ворвется через какой-нибудь иной вход.
Действительно, ворвались. К досаде ротмистра, его водитель и Лалу.
– Массаракш! Почему?
– Не проехать! – выдохнул шофер.
Лицо гвардейца было в крови, один рукав порван, сам он немного прихрамывал. К счастью, хотя бы женщина с виду была в полном порядке. Ей бы еще надеть что-нибудь другое…
– Перед нами пытались вырваться две машины. Одной всадили из гранатомета, вторую просто расстреляли. Еле успел вернуться. Они уже обходят санаторий по сторонам. Скоро ворвутся.
Сколько же осталось до прибытия бригады? Чуть не вечность прошла.
– Все отходим на второй этаж!
В подвале оставались женщины и часть мужчин, не пожелавших быть мужчинами. Да и в комнатах наверняка народу полно. Но если даже защитников всех не предупредить…
Лалу ротмистр старательно пропускал вперед. Они поднялись на пролет, когда дверь вылетела под гранатометным выстрелом. Внизу кто-то закричал. Находившийся пониже охранник от бедра открыл огонь, но почти сразу выронил оружие и покатился по лестнице.
На втором этаже метались какие-то постояльцы. Удержаться здесь было невозможно. Минимум еще три лестницы – многовато для тех, кто находился сейчас рядом с Батом: Лалу, водитель, офицер с выданным ему автоматом, парнишка, уже успевший достать где-то пистолет, еще кто-то совсем уж незнакомый…
– Выше!
Два выстрела вниз, и бросившийся вдогон островитянин послушно упал.
Третий этаж, четвертый… Дальше только крыша. Чачу мимоходом выглянул в окно на двор внизу. К санаторию бежал с десяток десантников. Откуда-то вынырнул чужой бронеход с тонкоствольной автоматической пушкой, задранной к небесам.
– Сюда! – теперь вела Лалу. Кому, как не ей, знать коридоры и лестницы здания?
Железная дверка. Крыша. Плоская, лишь коробки вентиляции создают некоторое прикрытие. Зато, кажется, нет иных входов и не достать с земли. Сюда бы ящик гранат, и можно держаться хоть четверть часа, хоть полчаса.
В здании щелкали выстрелы, раздавались крики ужаса и боли.
– Давайте подальше. Я попробую задержать их здесь.
Но дверь он машинально закрыл. Вдруг преследователям хватит этажей?
– Пошли. – Лалу с неожиданной силой потянула ротмистра прочь. – Пошли! Ну же!
Тут или дверь закрывать, или залегать в проеме. А перед выходом торчать нечего.
– Патроны берегите, – предупредил Чачу, укрываясь за каменной кладкой вентиляционного выхода.
Пару минут на крыше было спокойно. Еще бы десяток раз по столько! Лалу лежала рядом, почти прижимаясь к телу ротмистра. Почему-то некстати вспомнилось, что кое-каких предметов туалета под одеждой женщины нет.
– Я люблю тебя, – вдруг сказал Чачу.
Он никогда никому не говорил этой фразы.
Наградой послужил взгляд, за который было не жалко отдать жизнь. Женщина что-то хотела сказать в ответ, но дверь на крышу резко открылась, и в проеме появился вражеский десантник. Дружные выстрелы немедленно смели его назад. Мелькнула голова второго врага, украсилась красным, исчезла. Следующие были поосторожнее. Они уже не перли на рожон, а лишь старались достать противника огнем.
– Ложись!
Из проема вылетела граната. Бросать ее было неудобно, смертоносный снаряд не долетел до последних защитников санатория, зато осколки просвистели над головами.
А обойма-то в пистолете последняя. Надо оставить два патрона: островитяне порою творили с захваченными в плен такое! Тем более – с женщинами.
Еще одна граната. Следом – опять.
И, наконец, где-то внизу гулко грохнула танковая пушка, а следом началось!
– Продержались! – Бат торжествующе повернулся к Лалу, и улыбка сползла с его лица.
Женщина лежала неподвижно. Перевернуть, заглянуть в любимое лицо… Правый висок окрасился кровью. Небольшой осколок, единственный попавший, но его хватило.
И тогда ротмистр Бат Чачу зарычал, словно был хищником…
* * *
Поселок лежал уже совсем недалеко. Это для человека городского, непривычного и не посвященного в здешние мрачные тайны лес представлялся непроходимым. Когда свыкнешься с ним, он становится знакомым, как своя квартира. Каждое дерево, каждый кустик, даже каждая ловушка воспринимаются родными.
Шляпник далеко не всех проводил в свое личное поселение. Каким-то хитрым вывертом судьбы и природы вблизи от реки сохранилось вполне приличное, фактически «чистое» местечко. В ближайших двух источниках даже вода не была радиоактивной. Жаль лишь, сам район весьма небольшой. Вдобавок жизнь на природе требует соответствующих навыков: бездельники здесь ни к чему, чуть стало посветлее, и сразу подъем, завтрак – и на работу. Опять же, до темноты. Зато никаких властей, да и вообще – никого. Только соседи, а еще изредка – визиты человека, который для тайных поселян был чем-то вроде Бога. Никакой иной связи с внешним миром не было. Жители кое-как изучили ближайшие окрестности, но дальше соваться боялись. Каждый помнил, насколько опасен был путь сюда. Да и для чего сбегали, как не для полной свободы? А таковая возможна лишь при отсутствии людей вокруг.
