В выражении лица Кентигерна волынщика читалось больше облегчения, чем восторга, зато вождь улыбался от уха до уха. Часть его зубов была подточена, чтоб напоминать дельфиньи или акульи, что, с Мировидовой точки зрения, не прибавляло улыбке очарования.
– А ну, мор-рду покажи, – сказал лучник.
Самбор торжествующе повернулся, схватился за бок, распрямился, и начал возню с отсоединением и продуванием трубки (как стало с некоторым опозданием понятно Мировиду, чтоб поменьше делиться с другими игроками на том же устройстве слюнями).
– Слова там какие? – с почтительным любопытством спросил лучник поменьше.
– Можно петь… скажем… – поморянин задумался. – «Собирался Ранкен в бой идти с врагами»… «Ранкена ребро от давней ныло раны»… И так далее.
– А мор-рда-то не лопнула. Нет, не смог бы клятвопр-реступный Одвин так сыгр-рать, – высокий туземец наконец снял стрелу с тетивы. – Игр-рать на волынке – на то нужно благор-р-родство дух-ха!
– Гав! – сказал трёхцветный пёс.
Атмосфера неожиданной встречи резко улучшилась. Ингви с улыбкой, но очень негромко, поделился:
– Истинное благородство духа – это когда кто-нибудь может играть на волынке… но воздерживается.
– Тшто-тшто? – переспросил Кентигерн.
– Давно вы из Альбы? – ответил вопросом Ингви. – С усобицы трёх конунгов?
Мировиду пришла в голову мысль, что некоторые вещи, устойчиво казавшиеся бесполезными что в школе, что в лётной школе, могли довольно неожиданно пригодиться. К запоздалой досаде, единственным запомнившимся ему источником знаний по альбингской истории была кинокартина «Дева озера», да и оттуда в памяти сохранились преимущественно перси заглавной девы, купавшейся в заглавном озере.
– С неё, пр-роклятой, – подтвердил Фроаг мак Ог. – Восемь поколений. После Комх-ханской р-р-резни…
– Это когда Одвины пр-ре-дательски нар-рушили закон гостепр-риимства и выр-резали сор-рок Йен-Абр-роах-хов, давших-х им пр-риют, – пояснил лучник поменьше. – Они сожгли дер-ревню Глен Комх-ханн, а тр-ридцать восемь…
– А до того, – перебил Ингви, – Одвины вырезали ещё два клана!
– Тотшно! – сказал высокий. – И с самой Комханской р-резни…
– Пер-рвым же, кто был убит в Комх-ханской р-резне… – снова сказал вождь, но на этот раз, его перебил Самбор:
– Был не Одвин, и не Йен-Аброах, а Домхад Ранкен, стрелой из самострела, когда переходил через ручей. И его потомки в Альбе по сей день пускают по ручью венок из омелы и остролиста в каждую годовщину резни!
Фроаг мак Ог прислонил дубину к дереву, положил щит на куст, сгрёб Самбора в объятия, и смачно расцеловал. Пёсик принялся прыгать вокруг.
– Нам надо немедленно выпить за др-ревнюю др-ружбу чёр-рных Йен-Абр-роахов и Р-ранкенов, и на погибель Одвинам! Идём в пещер-ру! И совер-ршить обр-ряды плодор-родия в тшесть богов, со всеобщим совокуплением!
– Наречённый у меня, – сказала Венешка, – Не в обиду, вождь, но…
– Беда, а не обида, – сказал Фроаг, с одновременными одобрением и сожалением оглядывая пулемётчицу. – Так тебя боги щедр-ро одар-рили, да что ж поделать, нар-речённый так нар-речённый. Совокупление вычёр-ркиваем. Х-хоть пей тогда вдвое, кр-расавицша.
– И меня придётся вычеркнуть, не суди, гостеприимный наш хозяин, – к удивлению Мировида, сказал Самбор, гладя плюхнувшегося перед ним на спину пса. – Меня жена ждёт.
– Р-разве ж то помех-ха? – удивился лучник. – Там жена, здесь др-ругое дело?
– Такой поморянский зарок с этлавагрским названием, – объяснил схоласт. – Моногамия.
Мировид спешно пытался сообразить причину отказа поморянина. Если бы только знать несколькими годами раньше, что само выживание может зависеть от знания дурацких обычаев всяких племен и их дикарской истории… Альбинги были известны пристрастием к овцам… чем ещё?
– Ну у тебя-то зар-роков нет, летутший шаман? – Фроаг посмотрел на лётчика. – Такому сильному шаману нужно особое внимание. Кому бы тебя в таинстве обр-ряда наставить? Мор-раг! Эй! Мор-раг – единственное дитя Р-рабба мак Сиолтах-ха, моего павшего товар-рища, как собственного сына воспитал! Тунцша остр-рогой бьёт, на десять саженей ныр-ряет!
Данное вождём пояснение окончательно оформило подозрение, закравшееся в душу Мировида, и он выпалил:
– Не обессудь, вождь, но я недавно дал обет, – взгляд лётчика упал на прыгавшего вокруг Самбора трёхцветного пёсика. – Перед Собакой-богиней, шесть лун не участвовать в обрядах с совокуплением!
– Погоди, посмотр-ри, пер-редумаешь, богиня пр-ростит! Мор-раг! Эй, Мор-раг! Как говор-рится, один р-раз…
– Нет, обет есть обет! – поспешил Мировид, зажмурясь. – Даже зарёкся про те обряды думать!
– И про них расспрашивать? – подозрительно сочувственно уточнил Самбор.
– Именно! – решил всё-таки согласиться лётчик.
– Жаль, – прозвучал новый голос.
Сказать, что он прозвенел (заимствуя из песен и разных других флокков[192]) серебряным колокольчиком, было бы не совсем правильно, потому что по тону, голос ближе напоминал небольшой корабельный колокол, хоть и отлитый с изрядной толикой серебра. Мировид открыл глаза.
Сожаление выразила соплеменница Фроага, раздетая в кожаный полупередник, прикрывавший левую сторону её стана, тул, совмещённый с ножнами, на ремне через плечо, наруч на левом запястье, и полуперчатку из акульей шкуры на правой руке, оставлявшую открытыми три пальца – средний, безымянный, и мизинец. Дева продела ногу в лук, упёрла нижний конец оружия в плоский камень, присела на корточки, сгибая тёмную древесину давлением бедра, и привычным движением сняла тетиву. Заодно Мировиду были явлены в виде сбоку плавно-текучее движение мышц под гладкой тёмной кожей и упругое содрогание персей, массивных, но завораживающе неподвластных закону тяготения – видимо, закон просто не осмеливался на них действовать.
– Клану Йен-Абр-роах-х нужна новая кр-ровь, – пояснила дева, вставая. – Тштоб не выр-родиться в изгнании.
– Ты Мораг? – начало доходить до Мировида.
Дева кивнула, тряхнув гривой вьющихся мелкими колечками волос с вплетёнными красными и жёлтыми цветами. Глаза у неё были бездонно-чёрные со светло-карими искорками. Раздалось сдавленное хихиканье – то ли Ингви, то ли Венешки.
– У альбингов заведено, если сыновей нет, старшую дочь воспитывать как сына, – назидательно сказал Самбор.
– Я зато даю обещание перед Хармер, быть благодарным гостем и участвовать во всех ритуалах гостеприимства! – напомнил о своём существовании Лодмунд.
– И я! – Ингви, насколько мог, втянул живот и распрямил плечи.